Лес повешенных

Телега въехала на широкий штабной двор и остановилась на том самом месте, где накануне Болога разговаривал с претором и старостой. Теперь Апостол стоял на том же месте в окружении четырех вооруженных штыковыми винтовками конвоиров, подпоручик отправился с докладом о прибытии арестованного. Во дворе со вчерашнего вечера, казалось, ничего не изменилось: так же стояли два автомобиля и несколько мотоциклов, так же прохаживался перед амбаром солдат с ружьем наперевес, так же у крыльца штаба толпились военные в ожидании распоряжений... За сараями насколько хватало глаз тянулся цветущий сливовый сад, а посреди двора одиноко торчал поднятый к небу колодезный журавель... Только солнце светило ярче, беспощадней. И все, все люди – и стоявшие во дворе, и выглядывавшие из окон, и прохожие с улицы – удивленно смотрели на необычного офицера, бледного, усталого, в изодранном и грязном мундире и окруженного четырьмя вооруженными до зубов конвоирами.

Любопытство окружающих смущало и тревожило арестанта, он нервно поеживался и опять, как заклинание, твердил одноединственное слово: «Господи! Господи! Господи!»

И чтобы как-то спастись от этого тягостного внимания, старался смотреть в сторону, разглядывал верхушки цветущих слив над крышами сараев в глубине двора и не заметил вышедшего из дома старосты могильщика Видора, но тот сразу его заметил, да так и застыл на месте, даже не успев надеть шапку.

– Что это с вами, господин поручик? – спросил он наконец, глядя на Апостола полными ужаса глазами и так и оставшись стоять на почтительном расстоянии от него. – Что с вами стряслось?.. Как же это?.. А мы-то решили, что вы вернулись в Лунку... К Илоне... Господи боже!..

– Да-да... К Илоне!.. – просияв, подтвердил Апостол и тут же вспомнил про карту, которую с таким торжеством и злорадством рассматривал поручик Варга. И зачем понадобилось Апостолу обманывать себя и Илону? Теперь он был рад, что ему не удалось утаить правду, как он об этом ни старался. Карта была только уловкой, правдоподобной уловкой, но вернулся он все же из-за Илоны, и, конечно, всем это понятно...

– Назад! Не положено! – крикнул вдруг конвоир, видя, что Видор собирается подойти к арестанту, и тот испуганно отпрянул.

На крыльцо вышел подпоручик и, отстранив толпившихся возле дверей солдат, махнул рукой конвоирам, подзывая их вместе с арестованным.

В тесной, заставленной столами и шкафами канцелярии арестованного дожидался капитан-претор. Его подняли глубокой ночью, и все это время он провел в трудах и размышлениях, заранее подготовившись к следствию. Он ликовал. Впервые ему выпала неслыханная удача, впервые в его руки попало настоящее – «грандиозное» – дело, которое возвышало его в собственных глазах и могло возвысить в глазах начальства. Он потирал руки от удовольствия, постоянно вскакивал, пробовал пробежаться по комнате и беспрестанно натыкался на столы, шкафы, стулья. В самом углу канцелярии за письменным столом, поигрывая новым пером, сидел сухопарый, обезьяноподобный фельдфебель.

Как только ввели Бологу, претор, стоя по команде «смирно», важно и чинно выслушал доклад подпоручика, размашисто расписался в получении пакета с «вещественными уликами» и рапорта и отдал честь. Но как только подпоручик скрылся за дверью, лицо претора приобрело прежнее ликующее выражение, так что Апостол даже принял его за знак расположения и в ответ доверчиво и светло улыбнулся.

– Ну-с, голубчик! – произнес претор, все так же сияя, будто со вчерашнего дня, когда Бологу привезли на машине для участия в трибунале, ровным счетом ничего не изменилось. – Давайте, не теряя ни минуты, сейчас и приступим. По порядку, по порядку... Все ли готово, фельдфебель?.. Отлично! Итак! Записывайте... А вы что же стоите, садитесь... Нет-нет, ближе, вот сюда...

Претор продиктовал фельдфебелю положенное вступление к протоколу допроса. Апостол сидел, втиснувшись в узкое пространство между двумя письменными столами, испытывая гнетущее чувство неловкости и неудобства. Претор дважды тщательно и с явным удовольствием прочитал рапорт поручика Варги, одобрительно крякнул, затем распечатал пакет с «уликами», то есть с вещами, отнятыми у Бологи при обыске, внимательно изучая каждую вещь и все больше воодушевляясь, как человек, чьи подозрения подтвердились и он вправе гордиться своей прозорливостью.

– А теперь кратко, четко, по-военному ответьте на мои вопросы, – скороговоркой произнес претор заученную фразу и, не взглянув на Бологу, продолжал перебирать в руках «улики».