Лес повешенных

Вечером он услышал приближающиеся шаги и узнал по походке фельдфебеля. Решив, что это претор посылает за ним, чтобы еще раз допросить, Апостол обрадовался. Все же это несколько отвлечет его от навязчивых мыслей, внесет некоторое разнообразие в его жизнь. Фельдфебель снял замок, дважды повернул ключ в дверном замке, но не вошел, а впустил в комнату... Илону. Апостол вскочил на ноги и стоял, не веря своим глазам: не видение ли это? Он замер, боясь шевельнуться, боясь спугнуть радостное видение. Илона поставила на стол поднос с ужином. Лицо у нее было опухшее, заплаканное, но глаза и губы улыбались тихой, кроткой, счастливой улыбкой, хотя где-то в глубине таили смертельный страх. Расставив на столе тарелки, Илона задержалась на несколько секунд и как заклинание дважды повторила своим удивительным бархатным чарующим голосом:

– Спаси, господь!.. Спаси, господь!..

И так же тихонько, как вошла, скрылась за дверью. Видение, да и только! Апостол видел, как она спустилась с крылечка, и протер глаза, чтобы удостовериться: не сон ли это?

Вошел фельдфебель и зажег подвешенную к потолку лампу.

– Уж так они меня упрашивали, так упрашивали, и староста, и сама девчонка... – произнес вполголоса фельдфебель, чтобы не мог услышать часовой. – Слезами изошла... Говорит, не пустишь, наложу на себя руки... Ну и разжалобила... Люди мы все ж, не звери. Только уж вы, господин поручик, поаккуратней, а то, не ровен час, узнает капитан... Уж не дай-то бог! Погубит начисто!.. От него пощады не жди...

Болога был вне себя от счастья. И куда девалась его недавняя угрюмость и беспокойство. Он больше не чувствовал себя одиноким, душа исполнилась надежды. Не помня себя от радости, он с благоговейным трепетом повторил слова девушки:

– Спаси, господь!..

6

На следующее утро, чуть свет, к нему явился совершенно убитый горем капитан Клапка. Фельдфебель впустил его, а сам остался ожидать во дворе, изредка поглядывая на часы.

– У нас всего час времени, – предупредил Клапка, крепко пожимая Апостолу руку. – Претор долго торговался, но я настоял, чтобы мне предоставили ровно час... Думаю, за час мы управимся, главное в деле мне известно... Я уже здесь со вчерашнего вечера, ознакомился с рапортом Варги, уликами и твоими показаниями, а также с заключением нашего обожаемого претора... Староста и могильщик, как только проведали, что я твой защитник, осаждают меня без конца... и девчонка тоже... Прости, невеста... Хорошая она девушка, душевная... Теперь я все понимаю и одобряю твой выбор... Впрочем, суть не в этом... Они меня просто закидали идеями, как тебя спасти. Могильщик, славный он мужичок, даже предложил выломать заднюю стенку этого сарая и помочь тебе бежать! Что поделаешь: старость не радость! Жена старосты, говорят, валялась в ногах у генерала, прося тебя помиловать. И хотя он ее весьма ценит за изысканную кухню, что-что, а поесть он любит... но, увы, добилась она лишь того, что он обещал не вмешиваться, дать делу естественный ход. Дескать, как трибунал решит, так оно и будет. Но это не так уж мало... При умелой и правильной защите, надеюсь, наша возьмет... Но наговорил ты, братец, с три короба, и совсем некстати! Можно подумать, что ты твердо решил себя погубить. Хорошо еще, догадался не подписывать протокол. Благодаря этому я добился переосвидетельствования, то бишь нового допроса, хотя мне это стоило немалых усилий, но я настоял на своем. Так что теперь все зависит от тебя. Первое, ты должен напрочь отказаться от первоначальных показаний; второе, отрицать, что хотел дезертировать... В остальном положись на меня. Буду придерживаться версии, что ты заблудился ночью среди всех этих траншей и заграждений в незнакомой местности... С картой, надеюсь, тоже как-нибудь удастся уладить, для нашего героического претора она – главный аргумент, доказательство твоей измены... Словом, не унывай, все будет хорошо! Главное, не противоречь мне!

Он взял табурет, придвинул его к столу и сел. Апостол стоял спиной к окну и глядел на надпись, вырезанную на боковинке стола: «Маялся я тут...» Капитан удивленно смотрел и ждал, что он скажет.

– Когда суд? – тихо спросил Апостол.

– Часа через три... Да, ровно в десять... – ответил капитан, взглянув на часы и не понимая, зачем он об этом спрашивает.

Болога опять уставился на надпись, пошевелил губами, будто читал ее по слогам, и тихо произнес:

– Тогда будь как будет...

Клапка подскочил как ужаленный, яростно набросился на него и, схватив за плечи, стал бешено трясти.

– Ты что? Сдурел? Опять за свое? Не понимаешь, что тебя ждет?

– Смерть, – улыбнувшись, спокойно ответил Апостол и безмятежно посмотрел ему прямо в глаза.

– Виселица, Болога! Виселица! Вот что тебя ждет! – упавшим голосом возразил Клапка и невольно задержал взгляд на его белой длинной тонкой шее, торчащей из расстегнутого воротника кителя.