Лес шуметь не перестал...

— Такую жену, сынок, не так держать надо, — сказала Пелагея после ухода Лизы. — Ты возьми плеть и секи ее до тех пор, пока она перед тобой на коленях не будет ползать…

Она жалела сына, которого обидели, словно он и не мужчина. Не по себе было и Николаю. Он со вздохом опустился на лавку. Ему было стыдно перед матерью, что не сумел справиться с женой.

5

С приездом мужа жизнь Лизы стала совсем невыносимой. Если раньше только свекровь не давала ей покоя, то теперь они вместе с сыном изводили ее всеми способами. Бить ее Николай больше не рисковал. Он был трусоват. Решительность Лизы пугала его. Но он делал много мелких пакостей, на которые обычно бывают способны слабые люди. Он прятал ее одежду, ночью сгонял с постели, щипался… Лизе иногда казалось, что она не выдержит такой жизни. В ячейке она появлялась редко, ей просто было не до этого. Часто бывала у своих и всегда со слезами. Мать звала ее совсем вернуться домой, но Сергей Андреевич был против этого. Раз Таня не выдержала, напустилась на него: не жалко ему родной дочери! Сергей Андреевич спокойно возразил:

— Замуж выходят не для того, чтобы потом уходить от мужей. Я ее за Николая не отдавал, сама пошла, пусть теперь и живет. Я не хочу на себя брать позора, не хочу, чтобы на мой дом пальцем показывали.

— Но ведь ей житья нет! — протестовала Таня.

— Это не наше с тобой дело. Пусть ведет себя получше да поменьше с тобой по клубам таскается.

Тане пришлось прикусить язык. Этот степенный, передовой хлебороб в делах семейных мало чем отличался от Пелагеи. Что же оставалось делать Лизе? Смириться со своим положением и терпеливо сносить все это? Может быть, так оно и было бы, не вмешайся Таня. Она обо всем написала Захару, просила у него совета, как действовать. Здесь ей мало кто мог помочь. Даже Канаев, которому она не раз говорила о положении Лизы, однажды ответил ей, что изменить что-либо сразу нельзя, что Лизе надо постепенно действовать, что свекровь скоро постареет и Лиза сама будет хозяйка в доме.

— В крайнем случае ей надо просто уйти от них, а это не так просто, — говорил Канаев. — Наше время все перемелет, Татьяна Михайловна. Мы меняем условия жизни, а условия меняют людей.

«Жди, когда изменится Пелагея, а жизнь Лизы будет исковеркана», — думала Таня.

Захар не заставил ждать ответа. Он писал:

«Добрый день, Танюша!

Сегодня утром получил твое письмо. Мы с тобой уже не раз говорили об этой несчастной свадьбе. Не буду повторять, что Николай Пиляев вообще подлый человек. Это нам с тобой хорошо известно. Но думаю, что мы, комсомольцы, в этом деле тоже не без греха. Мы ничего не предприняли, чтобы расстроить эту свадьбу, а могли бы повлиять на Лизу. Ты пишешь, что самое лучшее для Лизы — это уйти от Николая. У нас здесь открылась подготовительная группа, куда из основного курса перевели всех малоподготовленных. Хорошо бы устроить туда и Лизу. Она подойдет, здесь таких, как она, много. Пусть она возьмет необходимые документы и едет прямо сюда. Я тем временем договорюсь с дирекцией. Неплохо будет, если она возьмет из волости направление. Это ей здесь очень поможет. Уговори ее поступить так, иначе мы ей помочь никак не можем. О себе писать нечего, учусь, аж кожа трещит. В прошлом письме я тебе обещался достать пьесы для вашего драмкружка, кое-что достал, не знаю, подойдут ли они для вас. Ты просишь прислать гриму, но где он продается, не видел.

Увижу — куплю и все пришлю вместе. Бывай здорова.

З. Гарузов».

Таня встретилась с Лизой, рассказала ей о письме Захара, думая, что та с радостью схватится за это предложение. Но Лиза отнеслась к нему иначе.

— Как же я уйду? Это небывалое дело! — отвечала она на уговоры подруги.

— Ну, тогда и не жалуйся больше! — вспылила Таня, но быстро успокоилась. Ей стало жаль Лизу: она так похудела за последнее время, а глаза, черные, с длинными ресницами, ушли далеко под лоб и смотрели, словно у испуганной девочки.