Лес шуметь не перестал...

Иван Дурнов вдруг громко засмеялся, словно вспомнил что-то, и большими, налитыми кровью глазами уставился на Лаврентия.

— С чего это ты заливаешься? — удивленно спросил тот.

— Так, одно дело вспомнил, — ответил Дурнов и немного спустя сказал: — С вами, как я посмотрю, знакомы, кашу не сваришь — горшки у вас с трещиной.

— Это о чем ты? — спросил Кондратий.

— Все о том же, — отрезал Дурнов.

Но Кондратий хорошо понял его. А у Лаврентия даже холодная дрожь пробежала по спине. Он не забыл, как ходил под окна клуба, как убежал оттуда, потеряв обрез. Словно сквозь землю провалился этот обрез. Лаврентий в ту же ночь ходил искать его, ходил и утром, но безрезультатно. Конечно, обрез поднял тот самый человек, который отскочил тогда от крыльца и напугал его. Но кто он? Друг или нет? Если недруг — то до сего времени все бы что-нибудь было слышно, если же друг… Он, пугливо оглядывая своих товарищей, остановился на Салдине, но тот, кажется, был ростом выше. «Может, это был кто-нибудь из Платоновых, но что надо было ему ночью возле клуба?..» — рассуждал про себя Лаврентий.

Вслед за вернувшимися из Явлея в Найман прямо в сельсовет прискакал и Стропилкин.

— Где они тут, нарушители обчественного порядка? — сказал он нарочно громко и поздоровался с находящимися в Совете людьми.

О происшествии в Явлее здесь еще почти не знали. Посетители сельсовета с интересом ожидали, что скажет Стропилкин.

— Протокол небось строчить станешь? — отозвался Канаев, давая Стропилкину место за столом.

— По два протокола за одно дело не пишут, — ответил Стропилкин и добавил: — Не волнуйся, приехал только спросить, как поступим с ними? Если желаете, дело передадим в суд, а нет — так я их оштрафую, чтобы знали в другой раз, как привязываться к представителям власти.

— Ну, за такой пустяк да в суд, — проговорил Канаев. — Выходит, что они вроде поколотили нас, а этого совсем не было. Если бы ты еще немного не подоспел, может, мы им всыпали бы…

— Но-но, ты об этом не смей распространяться! — повышая голос, прервал его Стропилкин. — Драться никому не разрешается, даже представителям власти.

Этим и закончился инцидент в чайной Антипова. Но к вечеру о нем говорило все село, и каждый, как обычно, от себя старался приукрасить эту новость.

Когда Канаев вечером пришел домой, Марья с беспокойством кинулась к нему навстречу.

— Что у вас вчера в Явлее было?

— Ничего особенного.

— Ты никогда ни о чем не рассказываешь дома, — попеняла Марья.

— Что о пустяках рассказывать.

— Тебе все пустяки. Не знаешь, как на тебя смотрят все эти Дурновы и Салдины.

— Очень даже знаю. Но я не боюсь их. Они для меня, как плевок под ногами — пройду и наступлю.

— Берегись, Гриша! От людской злобы никуда не спрячешься, — с беспокойством говорила Марья.

— Я прятаться и не собираюсь. Эх ты, неужели думаешь, что твоему Григорию страшны какие-то там Дурновы?..

Он весело подхватил жену и закружил ее по избе. Хотел поднять, но Марья не далась, тогда он быстро наклонился к ней и поцеловал в губы. Она вырвалась и, покраснев, убежала.

— Бесстыдный ты эдакий, и отца не стесняешься, — проговорила она из чулана.

Старик Гостянтин наклонился под коник, чтобы достать пучок лыка. Петька, сидевший за столом, громко засмеялся.

— Ты чего? — спросил его Григорий.

— Говоришь, что у тебя руки сильные, а вот мамку не сумел поднять.

Григорий слегка смутился. Марья же из темного чулана погрозила сыну пальцем.

— Песенка этих Дурновых и Салдиных спета, — говорил Канаев, когда семья собралась за ужином и разговор снова коснулся вчерашнего случая. — Не такое перевернули, а что они…

— Они ведь не одни, — вмешался старик Канаев.

— Пусть хоть дюжина их встанут. Наше мы никому не уступим. Кооперация набирает силы. Народ все больше начинает верить в нее.

Марья, затаив дыхание, слушала мужа, пристально смотрела в его глаза, где искрились светлые надежды и вспыхивали веселые огоньки, — знакомые и родные глаза, окаймленные сеткой мелких морщинок. Ей с невольной грустью подумалось, что этих морщинок теперь стало куда больше. Знать, не легко достаются эти светлые надежды в борьбе с Дурновыми и Салдиными.

Глава пятая

Не знаю: или горькой песней пропеть,

Или печальной сказкой рассказать…

(Эрзянская поговорка)

1

Зять Дурнова, Дмитрий Гиряй, нерешительно толкался в сельском Совете. Канаев заметил его и подозвал ближе к столу. Надо было предупредить Дурнова о недоимках по налогу. Дурнов очень неаккуратно платил налоги. Каждый год его по нескольку раз вызывали в Совет, бывали у него и на дому, но все это помогало плохо. Недоимки за ним росли из года в год, Канаеву не раз говорили в волости, что он слишком мягок. Конечно, недоимки были и за другими мужиками, но разве можно было кого-нибудь сравнивать с Дурновым? Канаев решил действовать более решительно: оформить его дело и направить в суд. Но он хотел еще раз предупредить его. Для этого и позвал Дмитрия Гиряя, чтобы с ним передать Дурнову предупреждение.