Лес шуметь не перестал...

— Сейчас же сбегай за Дракиным, потом зайди к Сульдину, зови всех коммунистов в Совет, и пусть они меня здесь ожидают. А мы со Стропилкиным, пока они соберутся, сбегаем туда, за Вишкалей.

— Что такое? Что случилось? — спрашивал Стропилкин, почувствовав по голосу Пахома что-то неладное.

Он проверил свой наган, подтянул ремни и стал искать форменную фуражку, но так и не нашел.

— Что опять потерял? — со злостью заметил ему Пахом. — Тогда пойдем без нее.

— Вчера, помню, вроде у меня на голове была… — бормотал Стропилкин, следуя за Пахомом, хотя не имел ни малейшего представления о том, что происходит.

Они со Стропилкиным направились в сторону вишкалейского моста, откуда, по рассказу деда Игнатия, донесся выстрел. Дорогой Пахом рассказал о своих предположениях насчет Канаева. Стропилкин сразу же остановился.

— Зачем же тогда мы туда идем? — спросил он. — Надо действовать не так. Сейчас же необходимо закрыть все дороги, ведущие из села, и ни единой собаки не выпускать из Наймана, пока не выяснится обстановка.

Пахом оценил правильность предложения Стропилкина.

— Пойдем соберем коммунистов, а то дед Игнатий до утра будет бегать, — сказал он. — Да ты шапку, что ли, где-нибудь достань, а то ведь с мокрой головой ходишь.

— Зайдем выпросим у кого-нибудь, — равнодушно ответил Стропилкин.

Когда все было организовано, как предложил Стропилкин, Пахом и Дракин с фонарем в руках отправились по явлейской дороге. Перевалили за Ветьке-гору, но на дороге ничего такого не обнаружили.

— Надо верхового послать в Явлей, — предложил Дракин, когда возвращались обратно, — может, мы зря всю эту бучу подняли.

— Не зря, Вася, — отвечал Пахом. — Выстрел, понимаешь, выстрел, и лошадь одна прибежала. Тут что-то не того… А в Явлей пошлем, сейчас же пошлем…

На мосту они встретились с Лабырем. Тот метался в поисках дочери, которая, выбежав из Совета, словно провалилась сквозь землю.

Так продолжалось до самого утра. Послали в Явлей верхового и теперь ожидали его.

Утром, когда над лесом зажглась заря, когда хмарь ночи ушла на запад, Канаева нашли недалеко от вишкалейского моста, немного в стороне от дороги. Он лежал лицом вниз, уткнувшись головой в подтаявший снег. В стороне от него валялась его выцветшая армейская фуражка с темным следом пятиконечной звезды на околыше. Одна рука была подвернута под него и до самого плеча смочена кровью. Другая протянута вперед, и между сжатыми пальцами высовывался рыжеватый клок лошадиной шерсти. Он, видимо, свалился с лошади, когда, напуганная выстрелом, она шарахнулась с дороги и поскакала.

Канаева принесли в клуб и положили на стол, сняли занавес и накрыли его тело. Таня хотела обмыть ему лицо, но Пахом остановил ее.

— До приезда следователя ничего нельзя трогать, — сказал он вполголоса.

Приковылявший сюда старый Канаев сидел на краю сцены. Он несколько раз пробовал встать и подойти к телу сына, но его ноги всякий раз подкашивались, и его с двух сторон подхватывали люди и отводили на место. Он теперь сидел и медленно покачивался из стороны в сторону, словно под напором ветра, которому он хотел противостоять. Недалеко от старика, у окна на улицу, стоял Петька, прижавшись горячим лбом к холодному потному стеклу, и напряжением воли старался и не мог сдержать слез, ручейком текших по щекам. Он смотрел сквозь мутную пелену слез на голые кусты обломанной сирени и думал об убитом отце. Он думал, что отец уже больше никогда не придет домой, что он никогда не услышит его голоса, не увидит его мягкой и доброй улыбки. Петька закрыл глаза, чтобы не видеть эту мутную пелену слез перед собой, и еще плотнее прижался к холодному стеклу.

А Марьи все не было. Некоторые высказывали предположение, что она ночью могла уйти в Явлей. Пахом снарядил несколько комсомольцев искать ее. Он, казалось, за эту ночь постарел, голос его огрубел, глаза ушли далеко под лоб, не мигали и смотрели холодно.

7

Убийство Канаева разразилось, словно гром в ясный солнечный день. Многих оно потрясло так глубоко, что они бродили как тени. Канаев был хорошим товарищем, всегда готовым помочь в нужде. Даже и те, для которых он был просто председателем Совета, смерть его встретили с сердечной болью. Нелегко было смириться с тем, что этот здоровый, сильный человек лежит, будто срубленное дерево.

В клуб, где лежало тело Канаева, люди входили бесшумно, так же бесшумно выходили. Никого ни о чем не спрашивали, не знали, кого в этом винить. Однако Пахом все же заставил Стропилкина взять под арест Лаврентия Кыртыма и посадить в темную конюшню во дворе сельсовета. Игнатия Ивановича с охотничьим ружьем Дракина заставили охранять его. Лаврентий был страшно напуган, все повторял одну и ту же фразу: «Пропал, заместо собаки пропал…»

Из Явлея первым приехал Дубков, в тарантасе, запряженном парой. Рядом с ним сидела Марья.