— Мужа, Пелагея Ивановна, — тихо ответила Марья, виновато опуская глаза, как в былые времена на уроках, когда она ходила к ней учиться.
— Я тоже слышала эти небылицы, — сказала Пелагея Ивановна. — И не поверила им. Я было совсем забыла об этом, но вот ты напомнила мне. Неужели, Марья, ты этому веришь?
— Да ведь люди говорят, Пелагея Ивановна.
— Что тебе люди? Ты меня послушай, — заговорила Пелагея Ивановна, растягивая слова, как делала всегда, убеждая кого-либо. — Слушай, я тебе скажу, — продолжала она. — Все это придумали какие-то негодницы, сплетницы. У тебя, Марья, такой хороший муж, что про него грешно и подумать что-либо, не только поверить. А про Татьяну Михайловну и говорить нечего, это же еще девочка, я полюбила бы ее, как родную дочь.
Марья сидела обескураженная и все еще бледная, не смея поднять глаза на свою старую учительницу. Может быть, она никому бы не поверила, но ей она не могла не верить. Значит, все это обман, и над ней просто посмеялись, посмеялась эта противная толстая Настя.
Марья вышла из школы, отчаянно злясь на себя. Как она, словно глупая девчонка, поверила этим сплетням и давай бегать по селу, искать мужа! «А что, если на месте Захара вправду был бы он? — подумала она невольно. — Что бы тогда я сделала? Я бы ей все косы выдрала…»
Домой она возвращалась тем же путем, через конопляники. Дождик перестал, но по-прежнему было темно. Почти у самой усадьбы перед ней неожиданно выросла темная фигура какого-то мужчины. Она остановилась, чтобы дать пройти незнакомому человеку. Тот тоже остановился, затем шагнул к ней и наклонился к самому ее лицу. Ее обдало перегаром самогона.
— Кто это? — раздался глухой голос Васьки Черного.
— У-у, супостат, как напугал! Что ты ночью таскаешься здесь? — сказала Марья, отстраняясь от него.
— Я-то ладно, а вот тебя какой леший носит? Не иначе как меня искала.
Васька пошел с ней рядом.
— Как напугал ты меня, — успокоившись, сказала она.
— Чем же я тебя напугал? Разве бабу этим можно напугать? Хороша ты баба, Марья, да муж тебя мало ублажает, — говорил он, продолжая идти рядом. — Да и где ему, коли он день и ночь в Совете. Завела бы кого-нибудь.
— Ой, батюшки, не тебя ли?
— Хотя бы и меня. Тогда небось не стала бы ночами бегать.
— Уйди, бесстыдник, я по делу ходила.
— Знаем, какое дело ночью у бабы.
— Иди, говорят тебе, своей дорогой.
— У меня теперь дорога волчья: где удастся, там и сорву.
«Еще услышит кто да сболтнет, что спуталась с этим шайтаном», — подумала она, прибавляя шаг. Васька незаметно отстал.
Григорий был дома. Он сидел у стола и перебирал какие-то бумаги.
— Ты где была? — спросил он, с любопытством оглядывая ее.
— Не тебе одному, чать, пропадать по ночам, — ответила она. — Гулять ходила. Чего уставился? Небось не сладко слышать, что жена ночью гулять ходила?
— Я ничего, — смущенно улыбаясь, ответил Григорий и слегка дернул себя за ус.
«Ого, уже начинает немного злиться. Значит, и вправду не нравится», — думала она. Григорий больше не спрашивал, продолжая копаться в бумагах. Марья молча стала собирать ужин.
Обычно после вечерних занятий Таня и Захар расставались у школы. Сегодня они засиделись, и Таня попросила проводить ее до дома. Нечего говорить о радости, охватившей Захара, когда он почувствовал в своей руке ее маленькую и теплую руку. Он молча шел рядом с ней, плохо понимая, о чем она говорила. Он шел и не верил тому, что рядом с ним идет та самая девушка, о которой он все время упорно думал, которую считал для себя недосягаемой. Многие найманские парни домогались ее расположения, и больше всех Николай Пиляев, однако отступились. А он, всегда находившийся в тени, незаметный, даже не пытавшийся ухаживать, теперь идет с ней под руку. Конечно, это еще и не начало той любви, о которой бессознательно мечтал Захар. Но, может быть, это шаг к ней? Захар знал, что только она будет в его сердце, ни к какой другой девушке не возникнут у него такие чувства.
На улице было темно и грязно. У Тани то и дело вязли в грязи галоши, и, когда она наклонялась, чтобы поправить их, Захару приходилось поддерживать ее, обхватив за плечи.
— Вы мой провожатый и ведите, где лучше, — ответила она, опять наклоняясь. — Я, кажется, галошу оставила, помогите найти, Захар.
— Держитесь за изгородь, я сейчас зажгу спичку, — сказал он и стал шарить у себя в карманах.
Таня стояла на одной ноге, ухватившись за жердь изгороди. Захар вытащил галошу из грязи, помог Тане надеть ее. Дальше пошли конопляником. Таня опять стала искать руку Захара.
— Не надо, они у меня грязные.
— Я и сама испачкалась, когда возилась с галошами, — сказала она, пожимая ему руку.
Это ободрило Захара.
— Как-то чудно получается, Татьяна Михайловна, — начал он осторожно и сбиваясь. — Вот мы совсем не знали друг друга. Вы от меня жили далеко, а теперь кажется мне, будто я вас всегда знал…
— Не зовите меня Татьяной Михайловной, — прервала она его. — Не люблю, когда меня товарищ так называет. Зовите просто Таней.
— Таня, — тихо повторил Захар. — Мне как-то непривычно. Позвольте мне называть вас Татьяной Михайловной.