Лес шуметь не перестал...

— Зачем же? Пусть в школе так называют ученики.

— Я тоже ваш ученик.

— И очень способный, — подхватила Таня.

— Где уж там, коли до двадцати лет оставался неграмотным. Все мои товарищи учились, а я вот не мог…

Про свою бедность он постеснялся сказать и поторопился переменить разговор.

— Вот насчет ячейки я думаю, — сказал он. — Неважно у нас идут дела. Говоря начистоту, Колька Пиляев никак не подходит в секретари. Надо выбрать вас, Татьяна Михайловна.

— Опять Татьяна Михайловна, — с досадой отозвалась Таня. — А я думаю, надо выбрать вас.

— Какой же я секретарь? — усмехнулся Захар.

— Очень даже хорошим секретарем будете. А этот Пиляев, конечно, не на месте.

Захару совсем не хотелось говорить о Пиляеве, вышло это само собой. Он искал повода, чтобы оставить этот разговор. Повод неожиданно нашелся.

— Погодите, Таня, здесь где-то ручеек должен быть.

Захар остановился, вглядываясь в темноту. Действительно, шагах в трех от себя они заметили смутно белеющую полоску воды. На этом месте когда-то был пруд для мочки конопли, но теперь он пересох, и оставалась только длинная лужа.

— Вы, пожалуй, не перешагнете, — сказал Захар. — Дайте я вас перенесу.

— Что вы, Захар! Нехорошо…

Но она уже была на руках Захара, и только слышалось, как по жидкой грязи шлепали его лапти. Вот он немного задержался у самого края воды, а затем со своей ношей перепрыгнул на ту сторону.

— Какой ты сильный, Захар, — сказала Таня, спускаясь на землю, и спохватилась: — Ой, я вас на «ты» назвала!

— Это ничего. У нас в Наймане на «вы» никогда не говорят, это даже как-то лучше, человек ближе становится, когда назовешь его на «ты».

— Ближе, говорите?..

Таня не закончила свою мысль. До самого дома Сергея Андреевича они шли молча. Прощаясь с ней, Захар заговорил:

— Вы, Таня, для меня стали главным в моей жизни. Научили читать, открыли мне глаза, помогли понять самого себя. Мне кажется, что я теперь стал совсем другим человеком. Вы, Таня, такая девушка…

Он запнулся, не смея выговорить самого главного, боясь удивить, может, даже напугать ее. Кто знает, как она отнесется к его признанию? Они сейчас очень хорошие, близкие товарищи. Разве ему этого мало? Пусть лучше после, когда они больше узнают друг друга, он как-нибудь скажет ей о своей любви. Все это мигом пронеслось в голове Захара, лишив, его решительности. Таня стояла, облокотившись на столбик калитки, и ждала конца фразы. Захару же что-то нужно было сказать, и он выпалил, сам не зная зачем и к чему:

— Вас нужно обязательно выбрать секретарем вместо Пиляева.

«Опять этот шайтан Пиляев попался мне на язык», — обозлился он на себя.

— Мы с вами об этом уже говорили, — возразила Таня. — И решили, что секретарем выберем вас. Я уже разговаривала с некоторыми ребятами. Они согласны со мной.

«Да, она догадалась, что я совсем не это хотел сказать», — думал Захар, шагая по грязной улице. Он ругал себя за нерешительность, но на сердце у него было тепло и радостно. Он шагал, не замечая осенней измороси, грязной дороги.

Дома еще не спали. Пахом за столом из большой деревянной чашки хлебал свежий капустный рассол. Против него сидела Матрена, опершись локтями о стол, и согнутыми пальцами шарила у себя в волосах. Степан сидел немного поодаль. На печи лежала мать и тоже не спала. Домашние, видимо, обсуждали какой-то важный вопрос. Пахом подвинул чашку с рассолом на середину стола и показал на нее Захару. Но тот отказался от ужина. Он сел у двери и стал разматывать свои грязные, мокрые портянки.

— Еще раз растолкуй, не понимаю, — сказал Степан Пахому, возвращаясь к прерванному приходом Захара разговору. — Это самая общественная лавка чья будет? Мирская аль как?

— Хозяевами будут те, которые в пай войдут, — Ответил Пахом. — И называется она не лавка, а кооперация.

— Ничего не выйдет, — вмешалась в разговор и Матрена. — Затеваете смешное дело.

— Сама ты смешное дело, — сердито бросил в ее сторону Пахом.

— Это вроде чавлейской коммуны, — сказал Степан, немного помолчал и добавил: — Для такого дела капитал нужен. Где он у вас, капитал-то? Собрались туда все одни голоштанники, одного меня не хватает…

— Государство даст! — твердо отвечал Пахом.

— У государства для всех не хватит, много таких охотников до лавок найдется.

— А почему же семена тебе в прошлом году дали? Ты думаешь, таких, как ты, без семян мало было по всей Расеи?!

— Я ничего не думаю, — почти согласился Степан.

— Эта кооперация будет первым шагом к нашей светлой жизни. Это понять надо, а ты про какой-то капитал толкуешь!

— Теперь на будущее лето, Пахом, ты не будешь пастухом? — заметила с печи мать.

— Это дело я на Захара свалю, пусть немного проветрится.

— Э-э, у Захара товарищи не в пастухах ходят, он все вокруг школы крутится, — сказал Степан, нагибаясь за лыком.

— Как не крутиться, коли там такая тонконогая завелась, только вот про нее нехорошие слухи ходят, будто она с Гришкой нашим таскается, — заговорила Матрена.

Захар застыл с портянками в руках, которые он развешивал у печки вдоль трубы для просушки.

— Кто сказал? — спросил Пахом, крутя огромную цигарку.