На дворе дул холодный, пронизывающий ветер. Тоскливо качались и поскрипывали высокие тополя, обхватив друг друга голыми, черными ветвями. Почуяв хозяина, собака радостно заскулила, но тут же снова залаяла, звеня цепью. Кондратию послышалось, что кто-то, царапаясь, лезет через забор. Он мигом скинул с плеч шубенку и бросился к забору. Успел схватить убегающего за ногу. Тот оказался проворным. Он сильно ударил свободной ногой Кондратия по лицу и перевалился на ту сторону. Кондратий пошатнулся, тяжело сел в снег. В его руках оказался огромный подшитый валеный сапог. «Кто же этот леший и что ему надо было у меня во дворе?..» — рассуждал он, продолжая сидеть на снегу. Он пощупал у себя под носом, нет ли крови.
Кондратий вернулся домой с валенком под мышкой. Но в сенях вдруг ему пришло в голову, не украл ли этот убежавший что-нибудь во дворе, не отомкнул ли он ворота или калитку? В сенях Кондратий зажег фонарь и, положив сапог на сундук, опять вышел во двор. Но там все было на месте: ворота на запоре, скотина цела. «Что за человек?» — спрашивал себя Кондратий, обходя все закоулки двора. Собака успокоилась. Она влезла в свою конуру и выглядывала оттуда, следя круглыми глазами за светом фонаря. Оставалось еще проверить маленькую избушку, где Кондратий хранил мед летнего сбора. У самых дверей он столкнулся с Еленой. Ему показалось, что она вышла оттуда.
— Ты чего здесь? — удивленно спросил он жену, подозрительно оглядывая ее.
— До ветру ходила, — ответила Елена слегка растерянно.
— Ты же вышла оттуда? — Кондратий мотнул фонарем в сторону двери.
— Чего мне там делать?! Ну что ты уставился на меня? Может, показать, где я сидела?
— А человека не видела? — несколько обескураженный, спросил Кондратий.
— Какого человека, что ты говоришь? Во сне, наверно, видел человека, — сказала Елена, направляясь к дому.
— В проулок через забор убежал. Немного не успел поймать его, за валенок ухватил, так он у меня в руке и остался.
— Валенок?! — вскрикнула Елена, но тут же спокойно добавила: — И сапог, поди, приснился тебе, что спьяну не приснится, вишь, как от тебя разит-то…
— Ну сапог-то, положим, у меня в сенях на сундуке лежит…
Елена быстро ушла. Кондратий еще немного потоптался во дворе и тоже пошел домой в полном недоумении. Елена, уже раздетая, сидела на постели, убирая на ночь волосы.
— Где сапог-то? — спросил Кондратий.
— Какой сапог? Чего ко мне пристал? Ты видел сапог, тебе и знать про него, — недовольно ответила она.
— Разве ты не взяла его с сундука?
— Я еще не спала, вот сейчас лягу, что-нибудь увижу во сне.
— Да я же сам его положил на сундук!
— Ну и возьми. Чего же у меня спрашиваешь? Вот что, старик, ложись-ка ты отдыхать. Выспишься как следует, авось блажь из головы выйдет, а то чего-то заговариваться стал. Иди, ложись, — настойчивее позвала она.
Кондратий, ощупывая болящий нос, нерешительно направился к постели. «А может, и вправду все это мне представилось? — подумал он. — И человек, и этот валеный сапог…» Он опять потрогал нос, заметно опухший. «Не о забор ли я стукнулся?» — заключил он.
В один из воскресных дней против небольшой лавчонки Кошманова, где начинается церковная площадь, был заложен фундамент, а недели через две поднялось и само здание кооператива. Сюда был перенесен один из пустующих больших амбаров Артемия, купленный на взносы пайщиков. Работа продвигалась быстро, в ней участвовали все пайщики, умеющие держать в руках топор. И когда здание было готово, из города навезли разного товару. Диву давался Лаврентий Захарович, откуда что взялось: и ситец, и гвозди, и лакомство для ребятишек, и сбруя разная для крестьянского хозяйства. Лаврентий с завистью поглядывал из своего окошка и от удивления хлопал себя по засаленным карманам полушубка, когда он увидел, что широкие двери общественной лавки закрывает Архип Платонов. «Значит, эта харя у них за приказчика будет», — со злостью сказал Лаврентий, отходя от окна, и долго ходил по задней избе, боясь вернуться на свой наблюдательный пост, чтобы не расстроиться еще больше.
Во всем Наймане не оставалось человека, который не пришел бы взглянуть на удивительную кооперацию. Даже работник Кондратия Салдина, Егор Петухов, наблюдавший в щелочку из сеней все происшествия, случавшиеся за его бытность в Наймане, и тот пришел потолкаться среди народа. Ему особенно понравились сверкающие косы. Увидев Цетора, пробравшегося через толпу, подошел к нему, чтобы поделиться своими мыслями. Цетор в руках держал новые, только что купленные ременные вожжи и свернутый кусок синего сатина. Он долго не задержался с Петуховым, успев лишь бросить ему: «Кооперация, оно, конечно, дело верное, но, однако же…»
Тут же среди людей толкался хмельной Лабырь, то и дело подходивший к празднично одетому Сергею Андреевичу, председателю потребительского общества.