Лес шуметь не перестал...

Во дворе холодный ветер несколько освежил его разгоряченную голову. Мысли его слегка прояснились. Ему пришло на ум найти что-нибудь здесь и на это достать вина. Он обежал весь двор, заглянул в конюшню, в которой когда-то ржали сытые, откормленные кони. Однако нигде ничего не нашел. Конечно, у него еще много добра: двор, дом, за усадьбой — большие амбары, из которых можно построить не один хороший дом. На них он еще много вина может выпить. Но вот сейчас, в настоящую минуту, ему было нечем залить в груди жар, нечем остановить это страшное завихрение мыслей. В каретнике ему на глаза попался легкий тарантас. На нем, запрягши чистокровного орловского рысака, он не раз вихрем проносился по улицам Наймана, давя кур и зазевавшихся поросят. Да что Найман — мало ли где он ездил! А теперь тарантас без колес покоится на двух длинных жердях, концы которых упираются в дощатую стенку каретника. Артемий молитвенно поднял глаза вверх, вспоминая былое. Но тут же застыл, похолодел: на балке над самой его головой сидела огромная черная собака с рогами и длинным хвостом, свисавшим почти до земли. Это чудовище лаяло, широко разевая пасть. Но голоса его Артемий не слышал. Округлившимися от ужаса глазами Артемий шарил по каретнику в поисках чего-нибудь, чтобы прогнать чудовище. Взгляд его остановился на оглоблях тарантаса, на одной из них был ременный чересседельник. Артемий стал его отвязывать. Чересседельник ссохся и порыжел, словно покрылся ржавчиной, но был еще довольно крепкий. Артемий, сам не понимая зачем, попробовал его прочность и уже забыл о чудовище, которое привиделось ему на балке. Он еще острее почувствовал в груди жгучий огонь, который было необходимо залить глотком водки, и опять заметался по каретнику, точно лисица, у которой подожгли облитый керосином хвост. Из дома он вышел раздетый и без шапки, но не чувствовал холода. Он не замечал, что лицо и губы его посинели, зубы выбивали частую дробь. У него было только одно желание — избавиться от этой мучительной тошноты, от лихорадочных мыслей. Непонятная свинцовая тяжесть давила ему на голову, торопила что-то сделать, а что — Артемий не знал. Ему стало казаться, что он не успеет сделать это что-то, придут и отнимут из его рук ременный чересседельник, помешают ему. Подгоняемый страхом и желанием избавиться от всего этого, он торопливо взобрался на тарантас и, перекинув чересседельник через балку, привязал его, сделал петлю. «Врешь, врешь, не успеешь!» — твердил он какому-то невидимому противнику, просовывая голову в петлю. И только когда холодный ремень чересседельника коснулся его шеи, Артемий пришел в себя, стал оглядываться по сторонам. Он испугался, увидев себя на тарантасе. «Господи, что это со мной? Где я?.. — проговорил он и хотел перекреститься, но рука успела дотянуться только до бороды. Концы жердей, на которых покоился тарантас, понемногу съезжали по стене вниз, пока не сорвались. Тарантас рухнул на землю, Артемий повис и закачался в петле чересседельника.

Глава пятая

Яблонька хорошая,

Яблонька хорошая.

(Из эрзянской песни)

1

Исчезновение Захара Гарузова из села для Тани было загадкой. Однако она ни у кого ни о чем не спрашивала. Уязвленная девичья гордость не позволяла ей узнавать о причинах его внезапного отъезда. Как ни возмущена она была таким его поступком, все же часто вспоминала этого скромного, тихого парня, который заставил биться ее сердце несколько сильнее обычного. Она и сама еще хорошенько не понимала своего чувства, и стоило б Захару подольше не возвращаться домой, оно и угасло бы в сердце Тани.

Однажды вечером она с Лизой возвращалась из ячейки. Время приближалось к весне. Была оттепель, внезапно наступившая в конце февраля.

— Давай постоим немного на улице, — сказала Таня. — Видишь, какой теплый вечер.

Где-то на нижнем конце села девушки пели позярат[11]. Песня была длинная, монотонная, но ее нехитрый мотив хорошо передавал чувства, вызываемые приближением весны.

— Знаешь, о чем я давно с тобой хотела поговорить? — сказала Лиза, вслушиваясь в песню.

— О чем? — отозвалась Таня, не обратив внимания на странный тон подруги.

Лиза немного замешкалась, подыскивая слова, чтобы выразиться поделикатнее.

— Хотела сказать, о чем уже давно говорят про тебя люди.

— Обо мне? — удивилась Таня. — Что же говорить обо мне?

— Ты совсем не знаешь? До сего времени ничего не знаешь?

Она передала ей ходившие про нее слухи.

У Тани словно язык отнялся. Она не могла произнести ни слова. Невольно вспомнился Захар, скромный и несмелый взгляд его черных, умных глаз. «И он этому поверил!» — с горечью подумала она.

— Кому же понадобилось пустить такую невероятную ложь? — спросила наконец Таня.

— Кто его знает, всякие люди есть…

Эта весть глубоко ранила ее. Комок злобы подкатился к горлу. Попадись ей сейчас обидчик, Таня такое сделала бы с ним!.. Но как его найдешь, если говорят многие?!