Танг Сутулый был самый высокий человек в Сар Луке, скорее сухощавый, чем худой. Благодаря крепкому телосложению и отсутствию морщин он, с точки зрения европейца, выглядел моложе своих лет. После случая в Пхи Дихе его часто вызывали на допрос, и поездки на Озеро подорвали его здоровье. Очистительная жертва, которую он принес, вернувшись из последней поездки, мало ему помогла. Танга все реже и реже видели в поле, он жаловался на боль в груди, болезнь его с каждым днем усугублялась. 17 ноября Тангу стало хуЖе, и Ванг Олень прибежал в Сар Ланг за
Вечером (мои часы показывали девять минут двенадцатого) со стороны больницы раздались крики и причитания, на дороге замелькали факелы: Танг-Джиенг Сутулый умер. Его тело обернули в циновку и привязали полосами из ратана к бревну, которое несли его брат Крэнг-Анг, Банг Олень и Ван Вдовец.
От меня Банг отправился в больницу навестить своего зятя. Он пришел еще раз после ужина. Состояние Танга внезапно ухудшилось, и Банг бросился в деревню за женщинами. Когда они прибежали в больницу, Танг Сутулый уже не дышал.
Сын Танга Тоонг-Манг Повар (он работал поваром в школе) и женщины скорее выли, чем плакали. Растрепанные волосы рассыпались у них по плечам. Войдя в хижину, все сняли с себя бусы и браслеты. Джиенг подошла к своему очагу и разрушила его. Люди, принесшие труп, положили его на нары, куда Танг-Джиенг Сутулый каждый вечер ложился со своей женой. Теперь здесь покоилось его окоченевшее тело, руки с раскрытыми ладонями были вытянуты вдоль туловища, ноги крепко связаны у щиколоток и у пальцев веревкой. Тоонг расправил на груди отца новую белую рубашку, а Джиенг завернула тело до самой шеи в красивое домотканое покрывало. Потом каждый член семьи, плача, принес одну или несколько вьетнамских пиал и поставил в качестве подношения около тела. Дети Танга проявили редкую щедрость. Тоонг Повар положил на грудь отца двести пиастров, а Анг Вдова — сверток черного коленкора. Мужчины и женщины толпились вокруг покойного, причитая нараспев и плача. Вдова гладила лицо покойного, прижималась к нему залитой слезами щекой. Пронзительные крики и причитания, прерываемые рыданиями, наполнили огромный дом.