Тоонг Повар перекачал
Тоонг Повар, склонившись над телом отца, перечислял: «Двести пиастров, белая рубашка, восемь больших вьетнамских пиал и две маленькие…» Он несколько раз повторил этот перечень.
Банг Олень рассказал, в какое затруднительное положение поставил его Танг Сутулый. Умирающий попросил принести ему в больницу табаку. «Придется тебе нарвать его у меня в поле», — сказал он. Но Банг знал, что Танг-Джиенг разбросал колючки на поле, где рос табак, и не хотел рисковать. Действительно, если колючки хорошо размещены, только хозяин может ориентироваться в поле, которое он оградил таким образом от воров, любой другой поранит себе руки и сделается посмешищем всей деревни. Банг Олень не хотел возбуждать подозрений, так как недоброжелатели могли превратно истолковать его поступок.
Джиенг-Танг и ее дочь поставили две бамбуковые палочки по обе стороны трупа — одну у изголовья на нарах, другую на полу в ногах Танга (он был такой высокий, что ноги не уместились на нарах). Между палками они натянули приблизительно на высоте двадцати сантиметров над трупом шнурок из красных и белых хлопчатобумажных нитей, а к нему привязали красные и белые помпоны. Эти украшения имеют глубокий смысл: шнурок ястреба
Нгэ-Тру, жена начальника кантона, заявила тоном, не допускающим возражений, что теперь, когда его мать овдовела, Тоонг-Мангу следует бросить место школьного повара и переселиться обратно домой. Тоонг, сидя рядом на корточках, с невозмутимым видом промолчал.
Бронг Вдова крикнула человеку, который запирал дверь на засов: «Табу закрывать дверь на засов, когда в доме покойник, подопри ее просто палкой». Тян объяснил мне: «Знаешь, дверь не закрывают на засов просто потому, что все много пьют и людям необходимо часто выходить». Действительно, плакальщицы и любители выпить непрерывно подходили к порогу, чтобы удовлетворить свои естественные потребности, и к утру здесь образовалось зловонное болото; женщины не решались отойти от двери в этот поздний час, когда духов особенно много и они бродят вокруг дома умершего. Джиенг непрерывно плакала.
На рассвете ему закрыли лицо (отверстие в саване на уровне ноздрей прорезают, когда труп укладывают в гроб). Всю ночь домотканое одеяло, в которое его завернули, было натянуто только до подбородка, чтобы он мог как следует разглядеть свое имущество (хотя глаза у него были закрыты). Рядом с Джиенг женщина пела:
Всю ночь женщины плакали и причитали около тела вместе с Джиенг, ее детьми и золовками; а в это время уставшие от причитаний мужчины и женщины, сидя посреди комнаты, около кувшина, рассуждали на различные темы, в основном не имевшие отношения к случившемуся несчастью. К рассвету плач стих, большинство пьющих разошлось, дом умершего почти опустел. Кроме членов семьи осталось только несколько юношей и девушек, считавших своим долгом дождаться наступления дня.