Лес священного камня

Уходи, глина дурной смерти,
Стань душой снова, дыханием, которое следует за долгом.
Ты, мерцающая звезда, не оставайся у бриенгов,
сиди спокойно в аду.
Я ударяю тебя и топчу, ведь ты плохо со мной говоришь,
ты меня оскорбляешь.
Сестры, племянницы, дети, внуки, прародители, предки,
Сегодня шлю вам свое приношение в кувшине,
собаку и кошку.
Я взываю к душе и дыханию, которое следует за долгом.

Тру пояснил мне: «Когда душа уходит к бриенгу, съедают свинью, утку и кошку. Душа кошки зовет ее, душа собаки, душа козы тоже. Курица подобна кули, свинья — старосте деревни, кошка — посыльному, коза — начальнику кантона. Пока не съедят козу, душа бродит по земле и деревьям. Но как только приходит душа козы, она сейчас же говорит с бриенгом. Бриенг живет на небе[58]. «Дай его душе спуститься в подземные миры, пусть она там побудет в покое, — говорит душа козы бриенгу. — Если дать волю духу дурной смерти, девушки и юноши не смогут радоваться — всюду будет печаль».

Тру посетовал на то, что у мнонгаров совсем не осталось коз, их всех пожрали тигры. Чтобы купить коз, надо идти к рламам. Козленка можно выменять на кувшин из Джиринга. За два кувшина дают одну козу с рогами не длиннее одного вершка…

Пока Чар молился на крыше, Нянг отделил от трупа собаки голову и положил около кошки. Потом с помощью Нгэ он унес тело собаки в дом, чтобы опалить и ободрать, предварительно отрезав тестикулы. После этого все пили рнэм, каждый, как обычно, вытягивал из кувшина свои две мерки. Тру пил первым, потом уступил место мне. Меня сменили Чар, Танг, затем один за другим к кувшинам приложились все жители деревни.

Чар взял окровавленные листья рхоонга и вставил по одному листу в горлышко или в ушко кувшина: боялся, как бы там не спрятались бриенги. Он постоял перед каждым сосудом и попросил духов «дурной смерти» уйти. Потом взял кропило и калебасу и покропил кровью кувшины, чердак, все свое имущество, даже кукурузу, разложенную на полке под потолком: бриенг ведь бежит от крови собаки и кошки.

Наконец Чар вышел из дома, чтобы произвести очищение территории и всех деревенских строений. Этот высокий, худощавый, сутулый старик с жалким пучком волос, одетый только в ветхий и грязный пояс-передник, обошел все деревенские дворы, волоча за собой на ратановой нити труп белой кошки и привязанный к нему кровоточащий череп черной собаки, которые подскакивали на каждом бугорке. На ходу Чар махал кропилом, которое держал в правой руке, и бормотал моления. По сути дела он повторял одно и то же.

Он дошел до ручья, на мгновение остановился, затем миновал сад и снова поднялся мимо крайних домов вверх по склону, не забывая окропить валявшиеся во дворах ступы. Этим обрядом Чар окончательно прогнал задержавшихся в селении бриенгов.

Возвратившись к своей двери, Чар подобрал оставшиеся листья рхоонга и подмел ими начало тропинки, ведущей к кладбищу. Мимоходом он окропил своей жене ступню. Потом он пересек дорогу, углубился на несколько метров в лес и остановился. Его сын Нгэ вырезал куп-купом два больших кола с развилками на концах и палку для перекладины, на которую Чар подвесил труп кошки и голову собаки. Он положил на перекладину часть окровавленных листьев, а остальные — поперек тропы между обоими кольями. Туда же он положил палку, которой убили собаку, и поставил пиалу с кровью.

Уходил Чар, повторяя то же заклинание, которое произнес, когда подвешивал свои две жертвы:

Ты, голова собаки, ты, голова кошки,
Отзовите его душу от бриенгов.
Пусть вернется она к нему, чтобы суп есть и рис вареный.
Мертвеца гниющего оставь там,
Ничего не бойся и не мечись в страхе.
Пусть взовьется змей летающий,
Пусть взовьется могучий молодой ястреб.

Когда Чар вернулся к своему дому, сквозь толщу темных туч широкой полосой прорвались лучи яркого солнца и залили деревню.

«Видишь, Йо, — сказал мне Тру, — съели свинью, съели собаку, и теперь снова засветило солнце».

Около семейной двери собрались мужчины, чтобы поболтать — вокруг кувшина, к которому они по очереди прикладывались. Женщины чувствовали себя непринужденно в своей компании под чердаком, те же, кто там не уместился, остались внизу с нами.