– И пожалуйста! – прошипела лиса. – Так, где я остановилась? Ах, да. Когда Соловей убедился, что разговорами заставить меня сняться с места бесполезно, то затянул песнь. А я тоже не лыком шита – сквозь тряпочки доносилась до меня злая ломаная мелодия, хоть и едва-едва. Начала я танцевать, нарочно как можно нелепей и смешнее, и наверх иногда поглядывала, убедиться, что моя задумка работает как надо. Танцевала я и так, и этак, и лапы поднимала до неприличия высоко, всё делала лишь бы только заставить Соловья покатиться со смеху.
Краем глаза Немила заметила, как Марья поджала губы. Соловей, или Илья, получается, на её руку когда-то претендовал и до сих пор злобу таил на отказ. Так получается же, что Немила встречалась с самим правителем Хоривским, да вот только… Разве ж это честь, когда правитель оброс перьями, вместо рук у него крылья, вместо ног – лапы когтистые, а заместо души – душонка, что имеет цвет грязной лужи?
Нет, это не царь. Если и был царём, то те времена давно прошли, а ныне это скорее разбойник с повадками сорочьими, нежели представитель рода благородного.
Печально наблюдать сие угасание, но хоть Марьюшка сохранила в себе черты царские, что не могло не радовать.
– Илюша никогда не любил скоморохов и скоморошек, – перебила лису Марья. – Ужель ты хочешь сказать, что твой танец смог его рассмешить? Ужель ты намекаешь, что он настолько опростолюдинился?
– А ты развяжи меня, и я тогда станцую, – хихикнула рыжая в ответ. – Обещаю не сбегать.
К изумлению Немилы, Марья кивнула. И сей же миг путы опали с лисы, а она, пользуясь случаем, вскочила на пару задних лап.
Оправила сарафанчик, отвязала с шеи платочек, взмахнула им…
И затанцевала, подпевая сама себе:
Немиле песня понравилась, и танец впечатлил. Она подхлопывала в ладоши, подтанцовывала, а когда в пляс пустилась Марья Моревна, то совсем перестала себя сдерживать.
– Ладно, ладно, верю тебе, – выдохнула Марья, когда танцы кончились и все успокоились. – Хорошую ты песню сложила, лисичка, хвалю тебя. Может, и в неудачливом женихе моём ещё осталось что-то человеческое да доброе…
Лиса потёрла лапки друг о дружку, бросила на Немилу взгляд украдкой и подмигнула.
– А ты, Немила, зря меня оговорила. Я между прочим для тебя старалась, сил не жалела. Думала, дай-ка попробую отобранную ценность своей новой подруге вернуть, чтоб не грустила. Смотри, я ведь даже приоделась для городу, как и собиралась. Вот-вот должна была выдвинуться в путь-дорогу. А ты, ох-х, – она приложила лапку к мордочке и изобразила обморок, – ты ж всё не так поняла. Но я тебя прощаю! Ты же возьмёшь меня с собой на поиски царевича? Забирай клубок, пусть наша царица укажет нам, в какую сторону идти, и будем таковы.
– Но-но, хватит лить мёд в уши доверчивой дурочке, – вмешалась Марья.
– Не пристало царице выражаться…
– Цыц! Ты у меня сейчас снова попляшешь, лисичка, – нахмурилась Марья. – Будешь плясать, покуда ноги в кровь не сотрёшь. Распушила тут хвост, мелкая лгунишка. Да я тебя насквозь вижу: не для Немилы ты старалась, а для себя любимой.
Немила думала, что лиса сейчас начнёт открещиваться, но лиса неожиданно заскулила.
– Каюсь! Воистину, хотела я присвоить сей клубок себе! А ты, Марья, да разве ж не хотела бы оставить у себя такое сокровище?! Скажи мне честно, разве ты не желаешь выбраться отсюда, увидеть солнце, звезды и луну, и травку зелёную, и снег пушистый, и посмотреть на места, знакомые с детства?
– Хотела бы, – обронила Марья. – Я тебя понимаю, и именно поэтому настаиваю, чтобы клубок пока хранился у меня. Ты же не против, Немилушка?
– Я? Не против, – пискнула Немила и для верности покачала головой. – Батюшка учил меня, что нужно доверять государям, так что я тебе верю, Марья Моревна.
– Вот и хорошо, – Марья скупо улыбнулась и сжала губы. – Тогда полетели.
И подняла она одну руку, и вылетела из рукава та самая пухленькая голубка, да уселась на царское плечо.
– Ты понесёшь лисицу, – наклонивши голову, проговорила Марья. – А я возьму Немилу-красну.
Голубка безбоязненно перепорхнула с Марьиного плеча на загривок лисе. Курлыкнула, схватилась лапками за шерсть. Лиса фыркнула, но на этот раз дело обошлось без драки.
Затем Марья распростёрла руки и обратилась к Немиле:
– Ты полетишь с большим удобством. Но наказываю тебе, во время полёта закрой глаза и думай о царевиче, и окромясь него ни о ком и ни о чём другом.
Немила истово закивала – наконец-то речь зашла о её Иванушке, уж о нём она могла думать бесконечно долго, в любое время дня и ночи.