Лес видений

Марья, по сему видно, осталась удовлетворена ответом Немилы. Она вышла прямо к окошку, расправила полы своего платья, покрутилась на одном месте, а потом как-то так изящно присела, Немиле стоило лишь моргнуть, а на месте царевны уже стояла самая что ни на есть лебёдушка, да не простая, а ажно в человеческий рост высотой.

Лебедь посмотрела назад и открыла клюв.

– Что ты смотришь? Садись скорее, – и нетерпеливо двинула хвостиком.

На белой лебединой спине места хватало с избытком. Присев, Немила с позволения Марьи охватила длинную белую шею и накрепко зажмурилась, но не потому, что об этом она договаривалась с Марьей, а потому что ей стало страшно.

Почти не дышала она и дюже тряслась, когда птичья возница тронулась с места. Ощущения и правда были поначалу не из приятных: лебедь даже при своих размерах казалась хрупкой, а птичьи косточки – мягкими и ненадёжными. Всё ж, не лошадь это и даже не ослица, и шейка совсем тонюсенькая, и пёрышки страшно выдернуть по случайности…

А потом был резкий рывок вверх и такое же резкое падение в пропасть, от которого едва не разжались руки, и веки заболели – так сильно она их сжала.

Но ощущение падения длилось недолго, скоро Немиле стало казаться, что они совсем не летят, а парят на одном месте, и лишь ветер, обдувающий лицо, да болтающиеся в воздухе ноги напоминали о полёте.

– Думай об Иване! – послышался далёкий голос Марьи.

И Немила начала думать. Однако, выяснилось, что сосредоточиться на чём-то, паря в воздухе, несколько сложнее, чем на твёрдой земле.

Немила повторяла и повторяла про себя словесное описание царевича, но портрету Ивана целиком, как он есть, никак не удавалось встать перед глазами.

Ей виделись, по отдельности: губы – розовые, вздувшиеся от чужого посягательства, болезненные и похожие на пухлых червяков; покрытые румянцем щёки, плавно переходящие в женственный и острый подбородок; самые идеальные в мире блестящие маслом кудряшки; но лучше всего представлялись глаза – грозовые тучи с отблесками молний, и нос – прямой, но маленький, с идеальными ноздрями, будто бы выточенный в кузнице наконечник стрелы, который вот-вот начнёт разить все сердца без разбору, – что сторонников, что врагов.

Может, потому она не могла представить лик царевича целиком, что весь её разум был уверен в том, что красоты этой больше нет? Не существует, рассыпалась пеплом, неповторима…

Неповторима целиком, лишь в отдельных чертах возможны сходства, например, у старшего царского сына, у Петра, овал лица немного женственный и волосы вьются, у Василия, среднего сына, губы точь-в-точь как у Иванушки и глаза чернющие, только смотрят как-то более исподлобья, а ежели к Марье Моревне немного получше присмотреться… то вот тебе и нос стрелой, и брови коромыслом.

И вдруг лицо царевича предстало пред Немилой в оранжевом ореоле из пламени.

Ножкой она дёрнула от неожиданности, руки бессильно разжались, и очень не вовремя, потому как именно в этот момент лебедь изменила направление полёта и резко ухнула вниз.

Веки Немилы разжались уже у самой земли, и слава богам, что не раньше, не то точно свалилась бы от страха.

А так всего лишь стукнулась о притоптанную сотнями ног твердь и повалилась вместе с Марьей под ноги проходящим, в которых внимания к двум девицам было столько же, сколько зимой на дереве листочков.

Марья Моревна, похоже, и не устала от полёта. Она была на ногах быстрее Немилы, вовсю крутила головой и потирала ладошки.

– Чуешь, что Иванушка рядом? Ах, если б ты помершей была, то сама бы без труда его отыскала. Но ничего, я тебе сейчас мигом помогу, в два счёта отыщем нашего прекрасного молодца.

Немила заметила своего суженого первее Марьи, а узнала раньше, чем он узнал её. Да иначе и быть, в общем-то, не могло. И пусть он в каких-то крестьянских обносках, сидел на корточках, прислонившись к бревенчатой стене, а лицо руками прикрывал – Немила ни на миг не усомнилась в том, что подсказывало ей чутьё влюблённой женщины.

– Иванушка-а-а! – закричала она и бросилась вперёд, на другую сторону широченной улицы, подняв свою юбку почти до неприличия высоко и расталкивая прохожих.

– Иванушка, – повторила она, тяжело дыша, но не оттого, то выдохлась, а оттого, что волна разрывающих сердце чувств снова нахлынула на неё, и взгляд Ивана навалился сверху неподъёмной тяжестью.

– Иванушка, – прошептала она в третий раз осипшим голосом. – Я тебя долго искала и нашла. Пойдём со мной, нас ждут дома.

Но реакция Ивана оказалась совсем не такой, какой она ожидала.

Он поднялся с корточек, небрежным движением оправил пузыри на холщовых серых шароварах, не переставая волчьим взглядом наблюдать за Немилой, а когда она вытянула руки для объятий, вдруг ни с того ни с сего бросился наутёк.

Она и сказать ничего не успела, лишь взвизгнула и кинулась вслед, напрочь забыв о Марье, о лисице и о голубке.

Но был он слишком быстр, да ещё эти юбки, леший их раздери…

– Упустила! – завопила она и упала на колени, но не нарочно, а оттого, что, в очередной раз запнувшись, не смогла сразу встать. – Помогите, люди добрые! Смутьяна ловите…