Лес видений

Она приглашающе вытянула перед собой руки. Но Иванушка-змей снова зашипел, ещё более грозно, чем раньше, и ринулся обратно к дыре под теремом. Марья-лебёдушка ринулась с его пути, как испуганная квочка, только и слышно было, как зашумели крылья, да полетели перья, и одно из них приземлилось прямо Немиле в волосы.

Не растерялась лишь лиса. Она вскочила на все четыре лапы прижалась к земле брюшком, а из её горла вырвался глухой, почти утробный рык.

Затем лиса юркнула у самых немилиных сапожек, подпрыгнула – и приземлилась прямо поверх блестящей чёрной спинки гадюшонка. «Хрусть!» – послышалось вдруг, и тут же хвост гадюшонка сжался в кольцо вокруг лисьей шеи.

– Нет, не делай ему больно! – вскричала Немила, но лиска была такова: зажала змеиную голову в тиски из зубов, затравленно оглянулась, отбежала в сторону и принялась подпрыгивать на одном месте, пытаясь скинуть с себя кольцо змеиного хвоста.

Раз прыгнула, два – не вышло, и тогда она повалилась на землю вместе со змеёнышем. Змей от соприкосновения с землицей оборотился чёрным крылатым существом и взлетел.

Острые уголки крыльев трепыхались точно бабочкины, да и вообще, удаляясь, существо всё больше походило на бабочку, нежели на летучую мышь.

Скоро она скроется из виду – подумала Немила, переполняясь возбуждением.

– Марья, Марьюшка, ужель злая душонка не оставила Ивана! Догони его!

– Не могу, я выбилась из сил, – ответила Марья. Несмотря на свой запыхавшийся вид, она всё ещё выглядела прекарсно, кокошник сидел как влитой, сарафан не запылился, ткань рубахи блестела и переливалась.

– А голубка?..

Ответом стало тревожное молчание.

– Голубка, лети, пожалуйста! Марь-моревна, прикажи ей!

Летучая мышка поднималась всё выше и выше, выше и выше. Она уже достигла нижайших крыш, когда от плотного кубла из парящих в небе облаков отделилось одно облачко, не больше и не меньше других по размеру.

Сразу и не поймёшь, что изменилось в рисунке небесного покрывала – прореху заполнили другие, ярко-розовые, зелёные, оранжевые. То, другое, было полупрозрачным и рассеянным, похожим на лунный свет, пробивающийся сквозь туман. Оно имело форму половинки яблока, или сыроежкиной шляпки, или даже квасного гриба.

Оно опускалось медленно, никуда не торопясь, и Немила знала, ещё до того, как всё случилось – летучей мышке от него не убежать.

Облако росло, а мышка, попав в него, сама поначалу не поняла, что произошло, и забилась внутри него, точно в клетке. А форма облака принялась меняться, края опускались, вытягивались, серединка становилась более шарообразной.

Как большая человеческая голова, покрытая вуалью – такое сравнение подобрала Немила.

Несомненно, тому, что происходило, была причина, и Немила очень быстро нашла её. Марья! Моревна! Это Моревна постаралась!

Она единственная способна управлять этими несчастными обречёнными душами, парящими в небесах, а значит, следует благодарить именно её.

Ай да Марья, ай да молодец!

Немила подпрыгнула на месте, притопнула каблуками, глубоко поклонилась, четырежды – облаку, Марье, голубке и лисе.

– Спасибо! Спасибо! Спасибо! Спасибо! – поблагодарила она каждого, да с нетерпением окунула руки в осколок тумана, где её уже ждало самое значительное, самое желанное из сокровищ.

Это был цветочек незабываемо яркого, сочного, алого цвета, тот самый, с которого всё началось.

Стоило цветку оказаться в у Немилы, как туманное облачко взмыло вертикально вверх, к своим собратьям, и растворилось среди них.

– Чудеса чудесные происходят в царстве твоём, Марьюшка. Благодарю покорно, что не оставила ты меня в беде, что помогла разыскать и удержать подле себя пропажу мою родненькую. Да только ты не серчай, я ещё кое об чём умолять буду.

Пока Немила переводила дыхание, выражение Марьиного лица стало донельзя настороженное.

– О чём ты хочешь меня умолять? – воспросила Марья чуть более высокомерным, чем обычно, тоном. – О злой душонке не тревожься, Иванушка твой чист и свободен. А душонка больше никому не причинит вреда, Матушка её покарала.

– Почему тогда он, – Немила чуть приподняла кулак с цветком, – убегает от меня?

– С этим я тебе не могу подмочь, разбирайтесь сами, – пожала плечами Марья.

– Как же так? Ты же Ивану старшая родственница, а значит, должна на истинный путь его наставить, – настойчиво стала пояснять Немила. – Скажи Ивану, что я ни в коем случае не хочу причинить ему и капельки вреда, что я жизнь положу, дабы вернуть его туда, где он будет не одинок, туда, где время отмеряется движением солнца и луны, где всё так знакомо, что сердце поёт и душа радуется!

– Не входит в мои обязанности наставлять кого бы то ни было на путь истинный, ты ошибаешься, – журчаще рассмеялась Моревна. – И что значит твоё признание? Значит, в тридесятом твоё сердце и душа не поют и не радуются? Чем тебе плохо у нас?

Немила стушевалась. Ох, стыдоба-стыдобушка! И как она могла сказануть такую глупость! Равносильно тому, чтобы прийти в гости без приглашения, да ещё и обругать хозяев за неподобающий приём.

– Прости меня, Марьюшка! Всем хорошо-то царство твоё, да только родни тут нету!