Лес видений

– Златоглав был мальчиком здоровеньким, но с самого рождения обнаружил свой нрав буйный. Всё должно было быть по его, а коли нет, так он бросался оземь и рыдал, кулаками бил, а как подрос, так и на окружающих стал кидаться, даром что козявка – никого не боялся.

Перед Немилой нарисовался небольшой мальчишеский лик, черты которого напоминали одного из смеяниных отпрысков, того, кого та везде таскала с собой. Немила не испытывала к мальчику особо тёплых чувств, тот рос капризным и изнеженным, из-за чего получал от сверстников насмешки – но оземь не бросался, кулаками не молотил, да и плакал вполне по-мужски: не навзрыд, а тихо, не привлекая к себе внимания.

Немила ощутила первый укол жалости к Яге.

– Я старалась быть хорошей матерью, где надо, хвалила, где – поколачивала… – Яга вздохнула, сжала клюку. – И муж мой поколачивал. Но этого было мало. Наш Златоглав рос зверёнышем, диким и неуправляемым, казалось, он просто не знал, куда себя деть. С малых лет он мечтал о том, что вырастет и станет воином… А времена тогда были спокойные, светлые, мало кто с кем враждовал, и то в основном на юге, в горах, а тут, на равнине, никаких границ, никаких царств-государств в помине не было, даже не думали люди между собой враждовать из-за куска земли, иди куда хочешь, делай что хочешь. Да и не жили мы тут постоянно, только с осени по весну, а летом на север уходили, к морю, потому как там самые лучшие берега были, и еды водилось навалом.

(Диковинную историю рассказывала Яга – как можно жить одними дарами леса, и зачем уходить куда-то, если и так сыт? Батюшка восхищался морем, с восторгом упоминал о вкуснючей морской рыбе, ракушках, у которых внутри питательная ароматная мякоть, не идущая ни в какое сравнение с содержимым речных ракушек, но Немиле было страшно даже подумать о таком невообразимом количестве воды, что не перейти, не переплыть. Да к тому же солёной и холодной! Но истории Яги она внимала с особым благоговением. Её очаровывало давно минувшее прошлое, свидетелей которого ныне раз и обчёлся).

– В то лето, – Яга сделала паузу, – в то лето сынку шёл пятый год. Мы сильно хотели родить второго сына, или доченьку, а потому часто отсылали Златоглава играть с детьми. В то лето он наконец-то полюбил детские игры, нашёл себе друзей, и не одного, не двух, а много больше! Мы, конечно, были рады, хоть тревога никогда не покидала наших сердец и умов.

Великое счастье – жить у моря и поедать его дары. Всяк от млада до велика любил поплескаться в прохладной водице, а мальцы – те и не вылезали на берег до самого вечера.

Наш Златоглавушка вечером приходил шёлковый, ласковый, казалось, он выплёскивал в море всю черноту, что скапливалась за ночь в его душе.

К превеликому нашему горю, в один из дней произошло нечто непоправимое. Недоглядели, оплошали, расслабились – как ни крути, а в том только наша вина была. Утопил сыночек наш другого мальчишку.

Яга говаривала спокойно и безмятежно, словно речь шла не об убийстве, а о чём-то вполне невинном, вроде сбора урожая.

– Утопил почти такого же по возрасту, чуть старше, но более хилого. Нашло на него что-то, прямо посреди игры у всех на глазах набросился. Пригляд, как назло, отвлёкся, задремал, а дети-то что, дети пока сообразили, пока оттащили, уже и поздно стало.

Потом… Потом суд был. Отец и мать погибшего мальчика потребовали суровой расплаты. Порешили, что нашего мальчика нужно утопить точно так же, как и того, другого.

(Немила посчитала приговор справедливым – око за око, зуб за зуб – но Ягу ей теперь стало ещё жальче).

– Топить нашего Златоглавушку поначалу вознамерился отец погибшего мальчишки. Муж мой взмолился, чтобы позволили ему самому исполнить приговор, и я поддержала его: лучше принять смерть от родной руки, нежели от чужой. Поспорили они недолго и в итоге согласились, чтобы по-нашему было.

Бурными были воды в тот день, пенными, волны вздымались такие, каких ни в один другой день того лета не было. Выполнил мой суженый свой долг, потопил мальчонку нашего, взял за плечики и опустил в воды солёные, а потом вышел на берег, неся в руках тельце безжизненное. Похоронили мы Златоглава недалеко от летней стоянки, погоревали и спать легли, а наутро, когда я проснулась, не обнаружила рядом с собой суженого.

Тело его вынесло на берег через несколько дней, и пришлось мне одной хоронить своего медведушку. Рядышком они легли с сынком-то, оставили свою земную юдоль, устремились в дали дальние, неизведанные.

А мне тоже никакого выбора не было – либо вслед за ними, либо продолжать своё пустое существование.

Вернулась я на зимовку с остальными людьми – вместе да не вместе. Сама не своя была, вроде как делала привычные дела, а не осознавала ничего. Только дошла до родных мест – так ноги сами привели меня на знакомую завалинку в лесу, где я раньше имела смелость гулять в одиночестве.

Молила я Матушку Всея не о себе – о возлюбленных своих, чтоб жилось им на том свете беззаботно и хорошо, – а сама ревела в три ручья и мечтала о том, чтобы она тоже забрала меня обратно в своё лоно, где нет страданий и боли.