Лес видений

Знала я, что по ту сторону мне уже ни с сыном, ни с мужем не встретиться, потому как один ушёл от меня слишком рано, а другой суть ужасно поступил, против воли Матери пошёл, и теперь уготовано ему на том свете прощение вымаливать, неприкаянным бестелесным духом томиться.

Ничего у меня не осталось, кроме собственных слёз, и щедро орошала я ими землю в лесу.

И вдруг донёсся до меня голос женский, тоненький, дюже приятный. Мудрые вещи тот говорил, так что я сразу поняла, что своими рыданиями не кого иного, а Матушку привлекла:

«Не плачь, дитя моё, зрю я в твоей душе то, чего ты сама не видишь: ум, волю и милосердие великое. Есть у меня для тебя две новости: радостная и печальная. Радостная, что сын твой прощён за глупую попытку распоряжаться чужой жизнью. Я его отпустила, и теперь он очень далеко отсюда, так далеко, что вам больше никоим образом не повстречаться ни на том, ни на этом свете.

А печальная новость касается твоего мужа. Совершил он проступок более тяжкий, добровольно лишившись главного моего дара, и теперь должен понести наказание».

Услышав это, упала я на валун, присыпанный тонким слоем снега. Прямо тут были выплаканы все мои слёзы, выжаты до последней капли – и поэтому хотелось смеяться. Я больше не увижу своего сына – зато он помилован богиней, и это самое горькое счастье в моей жизни. За мужа я просить не смела, понимая, что оное бесполезно и скорее разозлит Матушку, нежели разжалобит. Слово её – закон, не нам, детишкам малолетним, его оспаривать.

«Ты верно мыслишь, – ответила она, и в её словах мне послышались игривые, не к месту весёлые нотки. – Я – Мать, и моё слово – закон. Но всегда ли я разумно себя веду по отношению к детям?»

«Всегда!» – уверенно заявила я, не допустив ни малейшего промедления в ответе.

«Тогда скажи мне вот что. Ты, как мать, всегда ли была разумна по отношению к Златоглаву?»

Тут я засомневалась. Будь я разумна, разве произошло бы то, что произошло? К тому же где я и где Мать Всея? А она по-доброму рассмеялась: «Не такая уж между нами большая разница! Я тоже порой сомневаюсь в себе, но одно знаю точно: я бы не задумываясь отдала то немногое, что имею, за любого из своих детей, моё сердце обливается кровью каждый раз, когда приходится прибегать к наказанию, чтобы научить вас, наставить на путь истинный…»

Я лежала на том валуне, чувствуя, как коченеют ноги и руки. С чего вообще Матерь снизошла до меня, оставшись глухой ко многим другим? Этого я не знаю до сих пор.

«Твой муж будет веками искупать вину, и вы больше не встретитесь, но если и встретитесь, то не узнаете друг друга», – добавила Мать строгим голосом. Голос исходил отовсюду, и я была уверена, что окажись прямо здесь, на поляне, случайный путник, то он не услышал бы ни словечка из нашего разговора, поскольку всё сказанное предназначалось только лишь мне.

Я почти забылась там, на холоде, решив про себя, что так, может, будет к лучшему – во мне не было ни капельки сил, чтобы вернуться в селение через лес и засыпанный снегом луг. Искать меня бы принялись не сразу. И тогда Матушка дрогнула, сразу стала мягче, принялась убаюкивать меня:

«Не горюй и не беспокойся, Богданой наречённая, простила я уже твоего мужа, отправила вслед за сыном. Они ещё успеют повидаться, прежде чем их дороги разойдутся на веки вечные».

«Но чем я заслужила?.. Как тебя отблагодарить, Матушка?» – слабо прошептала я. Чудилось мне в тот момент, что я наяву вижу, как оба они – муж и сынишка – стремительно удаляются от меня, один за другим, и видны мне только их спины. Я слабо окликнула мужа, и он обернулся, помахал мне рукой, а следом помахал и Златоглав. Я как их увидела, так сразу сердцем поняла, что не быть нам больше вместе, одной семьёй.

«Отпусти, – молвила Матерь, подслушав мои мысли. – Они тебя почти забыли. Таков естественный ход вещей. Я тоже отпускаю… меня тоже забывают».

«Я не смогу вернуться к людям, лучше мне уйти вслед за ними», – возразила я.

«Не догонишь, – жёстко возразила она, и я не усомнилась, что это правда. – А коль не хочешь возвращаться домой к себе, а желаешь меня отблагодарить, так я могу тебе подсказать, чего именно я хочу от тебя».

Я не сомневалась ни одного мига, я внутренне согласилась на всё, даже не успев дослушать предложение Матери до конца. Она сделала меня своей служительницей, совершила поступок, на который способна лишь только мать. Она одарила меня частичкой своей силы, так же, как одаривала каждую прислужницу, с поистине невероятной щедростью. Как ты знаешь, Немила, наш Отец никогда не был столь же щедр по отношению к детям, но он – отец, его любовь не столь безусловна и более холодна, хоть и облачена в тёплую золотую оправу.

– Баба-яга, скажи, а она… ещё говорила с тобой после этого?