– Нельзя, – рявкнула Яга. – Ты, мелкая дрянная душонка, прекрати забивать голову этой девице ложью, она и без того уже достаточно от тебя пострадала! Я знаю, кто ты! Ну-ка, Немила, слушай теперь! Перед собой ты и правда видишь царевича Ивана, но
Немила разрыдалась, пленник пуще прежнего принялся умолять отпустить его:
– Не держите меня! Я покину это тело сам, честное слово, покину! Смотрите, уже покидаю!
Иваново тело неожиданно обмякло, глаза его закатились, рот ослаб, язык вывалился наружу. Но Яга стукнула по его спине клюкой, что-то прошептала, и взгляд Ивана снова стал осмысленным.
– Нечего мне тут балагурить. Сросся с бедным мальчиком, поганой метлой теперича не выгонишь, паразит мелкий. А ты, Ворон, можешь встать с него. Без моего позволения здесь и червяк не проползёт.
Яга топнула ногой. Ворон крикнул «кар-р»! И неохотно спрыгнул с тела, поделенного на двоих.
Иван встал, его глаза недоверчиво и затравленно забегали между Ягой и Немилой, а потом он резко рванул к частоколу.
Попытался вскарабкаться – но колья были слишком гладкие, обернулся летучей мышью – а те стали расти вверх, пока не закрыли собой небо.
Летучая мышь камнем упала на землю, а змея попыталась протиснуться сквозь зазоры в кольях. Затем змея превратилась в лягушку, бесполезно попрыгала по двору, а с последним прыжком на том месте снова стоял потрёпанный озлобленный на весь мир царевич.
Но и это была не последняя попытка. Немила попыталась броситься к Ивану, однако не успела двинуться с места, как из уха царевича вырвалась чёрная струйка дыма, которая взвилась ввысь, оставив тонкий хвостик в ушной раковине. Частокол снова вырос, а месяцы-головы, развернувшись лицом в центр круга, принялись изо всех сил дуть, сложив губы в куриные гузки и раздувая щёки.
Во дворе поднялся страшный ветер. Дымок отчаянно мельтешил в воздухе, но никакого результата это не принесло – подняться выше частокола ему так и не удалось.
В конце концов захватчик Иванова тела вернулся, скользнул тонкой струйкой обратно, через ухо прямо в голову, после чего рухнул на землю и обиженно надулся, не забывая ругать своих «пленителей» на чём свет стоит, да так, что у Немилы заалели щёки.
– Ты ему поможешь? – шепнула Немила Яге.
– А чего б нет, – уверенно заявила Яга. – Царевича в стольном граде уж заждались, возвращать его надо. Одна просьба у меня к тебе имеется, очень важная: чего бы ни происходило в последующие дни, ты ни в коем случае не должна лезть, куда не просят, чего бы ни увидела и ни услышала. И тогда твой царевич станет как прежний.
– И долго ли ждать придётся?.. – вздохнула Немила.
Яга с нажимом повторила:
– Не лезть, куда не просят. И не донимать расспросами, раз уж на то пошло. Когда надо будет, сама всё увидишь и узнаешь. Несколько дней это займёт, сколько – не скажет никто.
Немила, чуть помедлив, согласно поклонилась. Пока порча не будет снята, можно в сторонке побыть, а там уж держись, Иванушка! Всю женскую хитрость она приложит, чтоб он о ней вспомнил и жениться захотел.
А всё же трудно ей было поверить, что вот этот встревоженный, растерянный молодец, что стоит, озираясь по сторонам, и чуть не плачет, он есть Иван и не Иван одновременно. Хоть не самый глупый у неё умишко, но на такие задачки рассчитан не был, а потому свыкнуться с подобной мыслью у неё пока что не получалось. На это требовалось время.
* * *
Изуродованный когтями железный ствол оплетался крепкой верёвкой, похожей на кольчатое тело речного червя.
Иван сидел на голой земле. Голова его клонилась к груди, однако он не спал, о чём красноречиво говорил озлобленный взгляд исподлобья.
Немила была слишком взволнована появлением царевича, и суетилась, и хлопотала вокруг него: покушал ли, попил ли, удобно ли ему, хочется ли умыться, не холодно ль, или, наоборот, жарко? Иван заботу принимал с явной охотой – а она радостная бегала туда-сюда, то покормит с ложечки, то лицо влажной салфеткой вытрет, то стопы сидит разминает. И всё ей в радость, ничего для любимого не жалко, одно печалит: дети в избе проснулись раньше времени да как развылись ни с того ни с сего, а Ваську Яга не пускает, говорит, тут, во дворе ей нужен.
Разорваться бы на две половинки, одна тут – другая там.
– Не слышишь, что ли, мать они зовут, – буркнула Яга и добавила шёпотом, но так чтоб было слышно. – Устроила тут облобызальник, смотреть противно. Лучше б с таким рвением детьми занималась, али думаешь,
Страшно не хотелось Немиле никуда уходить, и тем более не оставаться с детьми один-на-один – после недавних событий она их побаивалась, хоть Яга и говорила, что те-де безобидны и привязаны к матери совершенно по-человечески.