Мартин, разобрав на этикетке название напитка, состроил скептическую гримасу, но от ядовитых высказываний о гадости, которую взяла моду пить нынешняя молодёжь воздержался, и протянул стакан. Егор звякнул горлышком о край, и ароматная коричневая струйка полилась в гранёное стекло. Наполнив легендарную ёмкость до краёв, он чокнулся полупустой бутылкой и вслед за Мартином приложился к горлышку. Коньяк был хорош, чтобы не воображал себе старый алкаш. Оно и неудивительно — послетридцатилетней-то выдержки в развалинах одного из московских «Ароматных миров»…
— Ладно, пёс с ним, с Симагиным. — Спросил Егор, прикончив бутылку. — А второй, Семибоярский — с ним-то что?
— А что с ним сделае… ик… сделается? — Мартин мучительно икнул. Пока Сима… ик… Симагин мышей пасёт, этот хрен студенток с Биофака трахает, по две штуки за раз… ик… неплохо так устроился, падла галстучная…
— Каких таких студенток?
— А я знаю? — возразил Мартин. Глаза его быстро затягивало мутью.
— А то, как же! Сам же их, небось, уже успел опробовать?
Кроме своего гранёного стакана и поистине энциклопедическими знаниями в области мифологии, слухов и легенд Московского Леса, Мартин славился тем, что, несмотря на свои немалые годы и изрядно потасканный вид, пользовался неизменным успехом у женской части населения ГЗ. Особенно — у студенток младших курсов, которых он водил в свой тёмный закуток под лестницей и учил там дурному.
Что касается Семибоярского, то тот не раз уже попадался на сомнительных историях с первокурсницами и даже схлопотал за это предупреждение от факультетского начальства. В иное время Егору было бы наплевать на амурные похождения сластолюбивого доцента, но сейчас это открывало некоторые любопытные возможности. Правда, с расспросами следовало торопиться — коньяк, пролившийся на старые дрожжи, вполне мог вывести его источник информации из строя на сутки, а то и больше.
— А нельзя уточнить, с какими именно студентками он собирается замутить? Попрошу Татьяну — пускай наведёт справки, а я пока подготовлю кое-что. Доцентику нашему понравится…
Егор не был в ГЗ больше недели — и, хорошозная неистовый темперамент подруги, которую люди недалёкие упорно продолжали считать типичной «серой мышкой», предвкушал весьма горячую встречу. И не ошибся — прошло не меньше двух часов, прежде чем восторги любовников несколько поутихли, и он смог завести разговор на интересующую его тему — а именно, о пассиях доцента Семибоярского.
Расчёт был верен: Татьяна, разгорячённая после постельных утех, склонна была обсуждать интимную жизнь обитателей ГЗ, отдавая предпочтение историям не просто сомнительным, но откровенно скандальным — такая уж была у неё привычка, разительно контрастировавшая с образом строгой, суховатой сотрудницы университетской библиотеки. Егора же подобные разговоры откровенно заводили — особенно, когда подруга надевала в дополнение к шёлковым чёрным чулкам, составлявшим в данный момент весь её гардероб, очочки в тоненькой оправе — и в таком виде пускалась в рассуждения, время от времени прерывая их эротическими экспериментами.
Так оно, в общем-то, и вышло. Стоило ему завести разговор о групповом сексе в формате ЖМЖ, к которому, якобы, склонные некоторые из первокурсниц, Татьяна сначала мило наморщила носик — «фу, какие пошлости!» — потом обвинила его в склонностях к «грязным извращениям», и тут же, без перерыва, стала развивать предложенную тему. Дальше Егору оставалось только направлять разговор (весьма, надо признать, возбуждающий) в нужное русло, а именно — к привычке некоторых первокурсниц решать вопросы с зачётами самым, что ни на есть, простым способом. А так же о преподах, упомянутым привычкам потакающим.
Через полчаса он уже знал всё: и фамилии студенток, с которыми намеревался развлечься Семибоярский, и группы, в которых они учатся, и даже от каких именно хвостов девицы намеревались избавиться в постели с доцентом. Воистину, подумал Егор, ГЗ в нынешнем своём ни на что не похожем состоянии — всего лишь большая деревня, где решительно невозможно что-то скрыть… во всяком случае, от того, кто не лишён хотя бы минимальной наблюдательности.