Жгутики тем временем добрались до ножки стула, оплели его и поползли вверх. Когда первый из отростков коснулся обнажённой кожи ноги Семибоярского, тот задёргался ещё сильнее — так, что стул едва не опрокинулся. Егор едва успел подхватить спинку и утвердить его на место.
— Ты бы полегче, дядя. Нам-то в общем, пофиг, мы тебя и лёжа можем допрашивать, а ты, не дай Лес, голову расшибёшь. Бинтуй потом…
Пленник не внял его словам. Он судорожно дёргался и скашивал взгляд вниз, пытаясь увидеть стебельки грибницы, неумолимо подбирающиеся к нижнему краю единственного оставшегося у него предмета гардероба. Вот они нырнули под ткань, поползли к паху.
— Погоди! — Егор сделал жест Мартину и тот неохотно остановил рост грибницу.
— Ну что, будешь говорить?
Семибоярский бешено завращал глазами и закивал так старательно, что двойной подбородок звонко зашлёпал по жирной белой груди.
— Кричать не станешь?
Доцент истово замотал головой: «не стану, не стану, только уберите!..»
— Ну, хорошо, поверю. — Егор взялся пальцами на краешек свисавшего изо рта пленника носка. Тот был весь мокрый от пропитавшей его слюны. — Но учти: если вздумаешь заорать, Мартин вмиг раздавит этими милыми отростками… сам понимаешь, что. Тогда уж ори — не ори, поздно будет. Раздавишь ведь?
— А то, как же? — жизнерадостно отозвался алкаш. — Обязательно раздавлю. Как можно не раздавить?
На этот раз Семибоярский даже не замычал в ответ — обвис на верёвках, бессильно уронив голову на грудь.
— Он там у вас не помер? — обеспокоенно спросила Татьяна. — А то возись потом с трупом…
— Грибница приберёт. — заверил девушку Мартин. — Надо же ей тоже иногда чем-то питаться. Чисто будет, даже капли крови не останется. А кости потом в мешок спрячем и вынесем. Грибы — они завсегда на падали всякой произрастают.
Егор склонился к Семибоярскому и прислушался.
— Вроде, дышит. — сообщил он спустя минуту спутникам. — Тань, достань из сумки пузырёк с нашатырём. Надо бы поторопиться, а то засиделись мы тут…
Он повёл открытой склянкой под носом пленника. Тот дёрнулся, открыл глаза и замычал — на этот раз мычание более напоминало хрип.
— Не любит он нас… — огорчённо прокомментировал Егор. — А что делать? Как говорили ещё до Зелёного Прилива: «ничего личного, просто бизнес…» Ты как, не передумал? Будешь говорить?
И, брезгливо скривившись, вытащил изо рта доцента кляп. Семибоярский судорожно закашлялся.
— На-кось, глотни…
О зубы доцента застучало горлышко стеклянной фляжки. По комнате распространился сивушный запах грибовухи.
— Ну что, готов?
Кивок.
— Тогда первый вопрос: с кем Симагин встречался в своей лаборатории три дня назад? Мы точно знаем, что ты при этой встрече присутствовал и не можешь не знать.
— Ещё… прохрипел Семибоярский, указывая подбородком на флягу. Егор поднёс её к губам, доцент надолго присосался кгорлышку, сделал несколько глотков. Оторвался, снова закашлялся.
— Вопрос повторить? — осведомился Егор.
— Не надо… — просипел Семибоярский. Грибовуха струйками стекала у него по подбородку. — Я всё скажу, только уберите эту пакость…
И указал глазами вниз, на трусы.
— Убери пока. — великодушно распорядился Егор. — Клиент всё осознал и готов к сотрудничеству.
Белёсые отростки послушно втянулись обратно в Жезл, сопровождаемые недовольным бурчанием Мартина. Семибоярский проводил их затравленным взглядом, глубоко, с сипением втянул в себя воздух и заговорил.
— А он не настучит? — спросила Татьяна. Она не отрывала взгляд от двери, за которой скрылся «клиент». — Вот пойдёт сейчас с коменданту и закатит скандал!
— Не решится. — покачал головой Егор. — Не тот типаж — хитрый, расчётливый, трусоватый. К тому же, крепко держится за своё место, а после такого скандала его не только в Московском филиале — и в Твери терпеть не станут, и в Сколкове. Да и в Новосибирске спрятаться от позора не получится: в наше время ничего не скроешь, а в университетской среде — в особенности.
В Тверь после Зелёного Прилива перебрался Московский Университет, и за два десятка сумасшедших лет, последовавших после этой катастрофы, город превратился в главный научный центр Российской Федерации, подмявший под себя чуть ли не всю фундаментальную науку страны. Его крупнейшие филиалы прочно обосновались в Сколкове и Новосибирске, не считая, разумеется, самого известного, Московского филиала, расположенного, как и сотню почти лет назад, на Воробьёвых горах, в знаменитой сталинской высотке.
— К тому же — свидетели где? — вкрадчиво осведомился Мартин. — Нет ведь свидетелей! А наплести что угодно можно…
Егор согласно кивнул — свидетелей, и правда, нет. Как и вообще любых доказательств того, что заговорщики подвергли уважаемого доцента Семибоярского допросу. Насквозь незаконному и нарушающему права человека, которые в отличие от остальной территории Леса в ГЗ соблюдались довольно строго.
— А что нам оставалось? — осведомился Егор. — По-хорошему он говорить не хотел, вот и пришлось…