Подниматься по стеблям вверх (равно, как и спускаться вниз) было немыслимо даже в специальном снаряжении из толстой выдубленной кожи — этой защиты хватало от силы, на три-четыре этажа, после чего безумец, решившийся на подобное восхождение, вынужден был платить кровью и болью за каждый преодолённый фут. Шипы густо усеивали стебли, ветви, отростки — ни схватиться рукой, ни поставить ступню, не напоровшись на безжалостные, раздирающие плоть острия, — так что обитатели верхних этажей чувствовали себя в безопасности от вторжения снаружи, по стеблям торн-лиан. Впрочем, относится это только к людям — опасные твари, вроде плотоядных жуков-«палочников», передвигающиеся на составных тонких ножках-ходулях, прекраснейше находят дорогу среди острой поросли. Впрочем, прикончить эти медлительные создания нетрудно: достаточно одного удара бейсбольной биты, усаженной гвоздями или тычка коротким копьецом-ланцой — излюбленным оружием ближнего боя у «Гаучос». Только не попади плевок ядовитой слюны, что не так уж и сложно: перед тем, как выдать струю отравы, под жвалами «палочника» надувается некрупный белёсый пузырь размером с плод манго, и когда он начинает мелко пульсировать — тут-то и нужно уворачиваться, потому что тварь секунду спустя выхаркнет на шесть футов ядовитую струю, целя жертве точно в глаза. А зазеваешься — всё, можешь сам бросаться с небоскрёба, слепому на Манхэттене нипочём не выжить. Если, конечно, сумеешь преодолеть дикую боль и кое-как доковылять до окна.
Все эти подробности Пако узнал от своего напарника, Хорхе, к которому его приставили сразу после появления у «Гаучос». Пако тогда крепко повезло: не успело пройти и четверти часа с момента, когда его, до смерти перепуганного, ожидающего немедленной, мучительной погибели, с запястьями и лодыжками, натёртыми тюремными «браслетами», втолкнули через приоткрывшуюся бронированную дверь на мосту Куинсборо, где располагался один из «тюремных» КПП, встретили трое парней из «Гаучос». Согласно заведённому ритуалу, новичка сперва полагалось «прописать» — то есть, избить и ограбить до нитки. После чего принималось решение о его дальнейшей судьбе: если банде в данный момент не требовались рабы, несчастного просто прогоняли прочь — иди, куда глаза глядят, пока не напорешься на плотоядный цветок-росянку или ещё какую-нибудь растительную или ползучую пакость, которой в Ист-Ривер пруд пруди. В самом же скверном случае, добычу продадут за десяток патронов или горсть галлюциногенного порошка неграм-вудуистам из конкурирующей банды, и что с ней будет дальше — не хочется даже и думать. За какое бы преступление несчастный не угодил на Манхэттен — подобной участи он точно не заслужил.
Если же банда в настоящий момент испытывает недостаток в дармовой рабочей силе, то сценарий будет иной: новичку скрутят руки и отволокут на нижние этажи штаб-квартиры, где размещались рабы-невольники, используемые для разных нужд. Вернее же всего, бедняга в первые же дни подохнет от ЭлА, либо, если у него обнаружится иммунитет к этому недугу. А дальше как карта ляжет: раба могут забит до смерти за пустяковую провинность, он может напороться во время наружных работ вне штаб-квартиры на чьё-нибудь ядовитое жало или жвалы, или будет брошен со сломанной ногой во время одной из вылазок (кому придёт в голову возиться с покалеченным рабом, утратившим товарную ценность?). Раба могут смеха ради или на спор скормить гигантским паукам-волкам, гнёзда которых во множестве рассеяны по подвалам разрушенных домов вдоль Второй Авеню. Что до тех, кто помоложе и способен, подобно Пако, похвастать привлекательной мордашкой и крепкой задницей, то их участь всегда одна и та же: с женским контингентом дела на Манхэттене обстоят неважно, в соотношении примерно один к пяти, а вот тюремные нравы, включая и содомию, процветают во всех мыслимых формах…