Лесков: Прозёванный гений

«…характер в высшей мере благородный и сильный; воля непреклонная; доброта без границ; славолюбия – никакого, бессребреник полный, терпелив, скромен и проникнут богопочтением, но Бог его “не в рукотворном храме”, а все земные престолы, начальства и власти – это для него совсем не существует. Это всё, по его выводам, не соединяет людей, а разделяет, а он хочет, чтобы каждый жил для всех и все для одного… И это в нем так искренно, что он не хочет допускать никаких посторонних соображений.

По его мнению, весь опыт жизни обманчив, и самая рассудительность ненадежна: не стоит думать о том, что будут делать другие, когда вы будете делать им добро, а надо, ни перед чем не останавливаясь, быть ко всем добрым»⁶⁶⁷.

Княгиня понимает, что хотя идеи эти поднялись на почве христианства, жить ими в обществе невозможно:

«– Да, но это ужаснее! Вы отнимаете у меня не только веру во всё то, во что я всю жизнь мою верила, но даже лишаете меня самой надежды найти гармонию в устройстве отношений моих детей с религией отцов и с условиями общественного быта».

Условия общественного быта и религия отцов несовместимы, религиозный анархизм – самоубийство. «Воспитывать ум и сердце, – внушает Червев княгине, – значит просвещать их и давать им прямой ход, а не подводить их в гармонию с тем, что, быть может, само не содержит в себе ничего гармонического».

Государь, отечество, за которое отдал жизнь ее любимый супруг, – всё это ничтожно? Княгиня впервые на протяжении хроники глубоко растеряна:

«– Становясь на вашу точку зрения, я чувствую, что мне ничего не остается: я упразднена, я должна осудить себя в прошлом и не вижу, чего могу держаться дальше.

Червев улыбнулся доброй улыбкой и тихо сказал:

– Когда поколебались вера и надежда, остается любовь.

– Как еще любить и кого?

– Всех, но если вы истинно любите ваших детей…

– Без сомнения.

– И если верите тому, что открыл показавший путь, истину и жизнь…

– Верю.

– Тогда вы должны знать, что вам надо делать»⁶⁶⁸.

Княгиня отпускает странного учителя, которого вскоре за «завиральные идеи» отправляют в ссылку по доносу ее зятя, графа Функендорфа (ох, напрасно она читала ему письмо Червева о воспитании). Предводителю дворянства приходит «приглашение наблюдать, чтобы княгиня “воспитывала своих сыновей сообразно их благородному происхождению”». На последовавшее вскоре распоряжение «доставить князей для воспитания в избранное учебное заведение в Петербург» Варвара Никаноровна не возражает, только отвезти их просит Патрикея.

«В душе ее что-то хрустнуло и развалилось, и падение это было большое. Пало то, чем серьезные и умные люди больше всего дорожат и, обманувшись в чем, об этом много не рассказывают»⁶⁶⁹.