Он подумал… и, кряхтя, стал-таки набирать в отдельную кучку нужное для ближайших ночей количество дров, потому что потом, когда он станет пьяным, ему может уже быть не по силам за ними ходить и, конечно, определиться с их числом. А так: надо будет всего лишь прийти и начать рубить то, что отложено. Он знал, что ему может помешать только боль в суставах, – опьянение не отнимет у него умения управляться с заготовкой дров для топки печи, давно приобретённого и приумноженного годами практики.
Амвросий настолько увлёкся, что машинально поставил один чурбачок на пень и вознамерился расколоть его надвое одним махом!
Амвросий поднял топор.
И тут приключилось что-то странное, непонятное.
Дед замер.
Он на миг зажмурился, не доверяя глазам и рассудку.
Но чурбачок снова вроде как… да-да, именно дёрнулся! Как в сказке про Буратино. И мало того! Вслед за этим, на серой ольховой коре чурбачка, вокруг места, где когда-то рос сучок, сложилась мордочка: кора там треснула и разошлась, образовав глазки и ротик!
На Амвросия смотрела детская мордочка: вполне реалистичные веки наивно моргали, на миг прикрывая вздувшуюся белую древесину, очень удачно походящую на глазные яблоки, и зрачки тоже были белыми, но вдавленными внутрь, а безгубый рот-трещина раздвинулся, дружелюбно улыбаясь.
У деда отвалилась челюсть, обнажив сиреневые дёсны, на которых сохранилось три зуба. Лицо у него как бы сползло книзу, в голове помрачилось, в глазах померкло, а мышцы ослабли, и руки стали сами собой опускаться…
Мордочка, скривившись, озорно подмигнула!
…пальцы у деда Амвросия расцепились, и он взвыл от неописуемой боли, пронзившей правую ступню.
Амвросий бухнулся щуплым задом в лужу и повалился на бок. Он каким-то необычайным для себя образом тут же подтянул пострадавшую ногу к животу и обеими руками обхватил ступню – дед ныл и стенал.
Амвросий не видел последствий падения топора, а оттого у него в мозгу копошились ужасные предположения, – он как минимум разрубил ступню, а как максимум отсёк от неё добрую половину! И теперь он будет не только старым, одиноким и немощным, но ещё и калечным!
От сильного сжатия ступни руками, боль, достигнув апогея, рассеялась.
Дед приоткрыл глаза, и увидел он за забором, на углу своего огорода, мальчика.
"Какой знакомый, – подумал Амвросий. – Кто же это?"
Мальчик стоял и спокойно смотрел на старичка.
– Мальчик… – проскрипел Амвросий, – подойди, мальчик… помоги мне.
И тут дед вспомнил, кто это.
Паша! Конечно, это Паша Дубилин. Амвросий не один раз гонял его из своего сада. А в прошлом году он даже поймал его и хорошенько прошёлся по спине и ягодицам сорванца то ли хворостиной, то ли прутом, а может, и какой палкой – вспомнить точно дед не мог… и ему вдруг подумалось, что тогда он поступил нехорошо. Правда, после этого уже случились, и чаепитие, и угощение самыми спелыми да наливными яблочками. Но почему-то именно теперь Амвросию стало стыдно за свой поступок, а всё то, чем он пытался замаслить свой грех, показалось ему недостаточным, – и он не стал более обращаться к мальчику за помощью.
Дед Амвросий закрыл глаза и постарался перевернуться на другой бок.
В этот момент что-то завизжало. Потом – заурчало. И два раза где-то чем-то стукнуло.
"Кто-то подъехал, что ли?" – подивился удаче, не осмеливаясь радоваться, Амвросий.
11 (36)
Залежный увидел старика ещё при подъезде к дому: тот лежал у сарая, возле пня для рубки дров. Он знал его – это сирый и больной Амвросий. И, выйдя из машины, участковый прямиком поспешил на помощь.
Но тут его взгляд привлёк мальчик, который тихо стоял в стороне.
Залежный остановился. Он вспомнил о только что слышанной жалобе жителей на странное поведение трёх ребят. А стоящий возле забора мальчик был одним из них.
– Паша? – спросил участковый.
Мальчик перевёл на него стеклянные глаза.
– Паша, что с дедушкой Амвросием? – издалека начал допрос Кирилл Мефодич, медленно приближаясь к мальчику.
Паша не двигался с места и не спешил отвечать.
Залежный остановился. Его смущал взгляд мальчика – эта необычная стеклянность в нём.
Они стояли в пяти метрах друг напротив друга и молчали.
Мария Тимофеевна, выбравшись из "Скорой", подошла к Кириллу Мефодичу и, посмотрев из-за его плеча на "непонятного" мальчика, перевела взгляд на старика за забором.
– Идёмте, – вдруг сказал Залежный. – Посмотрим, в чём дело? Что с Амвросием? Он уже до того дряхлый, что, сделав шаг, может сломать ногу.
Участковый быстро направился к калитке двора Амвросия.
Мария Тимофеевна растерялась: она думала, что мальчик для Кирилла Мефодьевича столь же важен, как и страдающий Амвросий. Она хотела окликнуть Залежного, чтобы напомнить о мальчике или хотя бы поинтересоваться, как с ним быть, может, всё же подозвать, удержать его, не дать уйти и затеряться среди дворов и огородов Устюгов? Но Залежный уже подходил к Амвросию.
И Марья Тимофеевна поспешила к пострадавшему, чтобы исполнить врачебный долг.
12 (37)
Паша с минуту посмотрел, как двое взрослых, одетых в служебную форму, суетятся над дедом Амвросием, и пошёл прочь.