Лесная Фея

Марат же не был столь беспечным: он не хотел упускать внезапно образовавшийся контакт с субъектом, который сам попросился к нему в сети, тем более что субъект имел весьма необычный вид, а значит, он заслуживал особого внимания.

Марат направился в проулок и приник к забору, наблюдая за рыжим мужиком.

Толя с ленцой почесал подмышки и сладко зевнул.

– Чо надо, жена? – обратился он к супруге, которая мыла помидоры в раковине на улице, чтобы после закатать их в банки.

– Посмотри яички.

– Ага, ладненько… А где лукошко?

– На крыльце. Я собиралась сама, но если уж ты изъявляешь желание…

– Изъявляю. – Толя подобрал лукошко. – Я пошёл?

– Иди… – Жена оторвалась от помидор, выпрямилась и с некоторым удивлением посмотрела на вальяжно шествующего мужа.

– Мам, мам! – закричало их рыжее дитя мужского пола, откуда-то взявшись возле раковины.

– Чего тебе? – пробурчала мать.

– А что сделать мне? Пошли меня куда-нибудь, – попросил Жорик.

– Ступай, нарви зелени. Укроп – прям с зонтиками, смородиновый лист, вырви две головки чеснока…

– Ага-ага, понял, – сказал мальчик и убежал.

Вода текла из крана. Женщина размеренно двигала руками. Квохтали куры, копаясь под яблоней и вишней. Проголосил петух, и затрепыхал крыльями, отчего поднялись на воздух пыль и пух. Залаяла соседская собака. По дороге прошелестела машина.

Толя стоял перед курятником – почёсывал бока, щурился на солнце и вдыхал влагу, оставшуюся после утренней грозы, немилосердно смешавшуюся с куриным помётом.

Под далеко выступающим навесом у курятника, на метровом возвышении были устроены гнёзда, где исправно откладывали яйца курицы. Сейчас там сидела одна небольшая, но очень беспокойная цыпочка. Она поворачивала голову то одним, то другим глазом, рассматривая мужика.

– Кво… кво-кво-ооо… – нервничала квочка.

– О-о-о… ооо… ко-ко-ко-ооо… ох-ты, ох-ты, – проговорил Толя и передразнил курицу в её повадках – подёргал головой из стороны в сторону. – Х-хе-х… ну, даёт! – Он вёл себя так, будто никогда не видел кур. – Квооооо-кво-кво-кво-ооо… квоооо…. Оооо… Куд, куд-ку-да, кудкуд-кудаааааа! Ооо…

Марат смотрел из-за противоположного забора на белое сдобное тело рыжего мужика, – и на смуглом лице мальчика появилась рассеянная улыбка, которая скорее была презрительно-брезгливой, нежели радостной. При этом глаза у Марата были глухи в своей отчуждённости.

Толя дёрнул плечом – ему показалось, что кто-то укусил его в лопатку. Он поворотился и скользнул взглядом по забору, за которым скрывался Марат… и, в одночасье погрустнев, отвернулся Толя, снова воззрившись на курицу, беспокойно ёрзающую в кучке сена.

– Кво-кво, – сказала та и соскочила с насеста.

– Жизнь и природа… порождение жизни… кво-кво… – прошептал Толя.

Он взял тут же стоящее ведро, перевернул его и полез в гнездо.

С трудом на него взгромоздившись, Толя придавил куриные яйца широким, как у бабы, рыхлым задом. Яичная скорлупа, не выдержав напора, лопнула, перемазав штаны мужика, а тот ничего не заметил. Толя кое-как нашёл подходящее положение для ног – скрестил их перед собой – и затих, прислушиваясь к тому, как под ним, от его тепла, зарождается новая жизнь.

– Кво, – нерешительно сказал Толя, вперив взгляд куда-то вперёд – через кусты, деревья и забор. – Кво-кво! Кво-кво-кво… к-во-ооо-о… – продолжил он куда как смелее.

Непонятное квохтанье привлекло внимание его сына и жены.

Жорик подошёл к матери, и они, с недоумением глядя друг на друга, одновременно спросили:

– Что это?

Они с недоверием тронулись к курятнику.

– Ба… тюшки, – одними губами выговорила жена, потрясённая открывшимся зрелищем.

Муж сидел в гнезде, кудахтал и квохтал, а руками, поднятыми до уровня подмышек, бил и трепыхал, как курица крыльями. Делал он всё это ладно и сосредоточенно.

Толю не смутило появление жены и сына, потому что он их не заметил.

Его баба и его ребёнок стояли перед ним раззявив рты и выпучив глаза, а он знай себе продолжал вторить:

– Кво-кво-квокво-ооо. – И вскидывался, стуча руками-крыльями. И переменял куриный язык общения, ненадолго превращаясь в петуха: – Куд-куд-кудааааа… кудаааа… К-воооо-к-вооо…

– Спятил, что ли?.. – оторопело спросила жена сама у себя, и обняла сына, прижавшегося к ней в испуге.

27 (52)

Марат отвалился от забора Куропатовых с удовлетворённой миной на лице и в размышлении встал посередине проулка: "Куда бы направиться?" И тут его внимание привлекли голоса на соседнем дворе. Он сделал два шага и посмотрел через щель в заборе – перед ним лежал участок Анюковых.

– Цыган, Цыган, где ты, куда убежал? – кричал, подзывая собаку, Степан Анюков. – Смотри, что я принёс! Смотри, какая здоровенная кость! Цыган!

Степан заглянул в конуру, – может, он в полумраке не увидел, не рассмотрел чёрного пса?

Но нет! Псины не было.

– Ты чего его кличешь? – донёсся из дома злой женский голос. – Я его с час назад как отвязала. Поди бегает где-то по деревне!

– Не ори, баба, – огрызнулся Степан и кинул кость в собачью миску.

Постоял. Посмотрел… кость была большая, свежая – жалко, если пропадёт… Он подвинул миску в тень конуры.

"Придёт – найдёт!" – решил Степан.