Лесная Фея

Из темноты сарая на него вывалился грязный, всклокоченный, хилый и обрюзгший лицом мужик.

– Чо за крик, а драки нет? – поинтересовался тот, едва ворочая языком.

– У тебя осталось? – спросил Степан, пропустив мимо ушей участливый интерес образовавшегося под дневным светом товарища-собутыльника.

– Аб… бъз… ательно, – выдохнул из себя не проспавшийся мужик.

– Давай, пока моя баба не видит… только по-тихому… туда зайди, – сказал Степан и указал в тень сарая.

– У-гу… – согласился мужик и отступил, и извлёк из внутреннего кармана затрапезного серого пиджака чекушку.

Через минуту или около этого под солнышко вынырнул опохмелившийся Степан. Товарища его с ним не было: тот затерялся где-то в темноте сарая.

Степан отёр губы рукавом несвежей и застиранной до дыр клетчатой рубахи и устремился к смородиновому кусту, чтобы заесть спиртовой угар его листом, по-своему не менее вонючим и ядрёным.

Пожевал, корча мерзкую рожу. Сплюнул раз, другой. Неверным шагом ступил в сторону – упёрся в бочку с водой для поливки посадок. Недолго думая, ухнул туда башкой. Затих.

– У-уууххх! – вынырнул, отдуваясь, Степан. – Хор-р-рошо!

Он покрутил, повертел головой, как это делают собаки, желая избавиться от излишков воды. Пофыркал.

– Прыф… хпф… пф… пфуууу-у… ух!

И сказал громко, так, чтобы слышала баба:

– Ща бы пожрать!

– Да-ааааа… – протяжно донеслось из дома. – Аах… – вздохнула женщина.

– Чёртова баба, – уже значительно тише выругался Степан. – Пойти, что ли, сыскать огурец? Может, остался какой-нибудь али вырос за ночь? М-да.

И тут его глаза упёрлись в кость, которую он со вчерашнего вечера приберёг для своего пса по кличке Цыган. Он извлёк её из кастрюли, всклень наполненной свежесваренными щами. Кость была большой – тяжёлой, – телячьей, берцовой костью. Её приволок мужик, который потом завалился на ночь в их сарай, спать, и теперь снова заныкался на сеновале – и, верно, храпит там в одну свою пропитую харю!.. Они хлебали щи до глубокой ночи всем миром – на огонёк да до хорошей компании подоспела парочка-другая "любителей" щей. Но щей было не жалко, так как каждый из пришедших приносил за пазухой или в рукаве, а то и в открытую – в руке, склянку, заполненную жидкостью неопределённого происхождения. И, хотя внешний вид тех напитков смущал, у них было одно ценное качество: их употребление производило точно такой же эффект, как вино, – что для всякой приличной компании, несомненно, является главенствующей целью – это же очевидный факт для каждого хорошего человека! Главное – конечный результат, а не вяло текущий процесс, о!

Степан почувствовал обильное слюноотделение.

Он жадно сглотнул.

Облизнулся.

Ноги сами понесли Степана и… подогнулись, опуская его на колени перед конурой.

Трясущимися руками он вытащил миску, опёрся на локти и стал глодать и обсасывать свежую, большую, варёную, с остатками мяса телячью кость…

Из темноты сарая вновь выступил хилый мужик, обрюзгший лицом от беспробудной пьянки. Он жмурился на яркий солнечный день, и от этого никак не мог уразуметь, кто это такой крупный, не похожий на Цыгана, копошится возле конуры.

Когда же он понял, что происходит, в его мутных глазах промелькнул шальной огонёк.

– Стёп, ты чо это удумал?

Степан не отвечал. Степан ел.

"Не уж то у меня белая горячка? – вяло мыслил мужик. – Чего тут чудится! Разве может такое быть?.. Или же она с ним случилась?.. Горячка эта бьёт ему в бошку!"

Мужик надумал убедиться, что ему всё это не видится с пьяного дуру.

Он осторожно приблизился к Стёпе. Попробовал поднять ногу, чтобы пхнуть того, но стал терять равновесие – и был вынужден отказаться от затеянного метода.

Тогда мужик огляделся. Увидел здоровенную жердину, прислонённую к бревенчатой стене сарая. Он подобрал, заграбастал, облапил её. Пошатываясь, вернулся к Степану и аккуратно, всё ещё не веря глазам, побаиваясь за свою повредившуюся мозгами голову, ткнул дубиной в ляжку друга.

– Р-ррррр-ры… – повернулось с рычанием и оскалилось на мужика перепачканное лицо Степана.

– Ух-ты, дрянь моржова! – изумился мужик.

Степан смотрел недобро – с ненавистью… и отодвинулся так, чтобы быть боком к объявившемуся сопернику – тот, по-видимому, хотел отобрать у Степана дурманяще пахнущую кость, чтобы полакомиться самому.

Степан косил одним глазом на недавнего собутыльника, а другим следил за костью, чтобы зубы, губы и язык безошибочно находили самые сладкие вкусности.

– Ррррр-ры… ав! – он щёлкнул зубами.

– Ща, – сказал мужик. – Щас я тебя от напасти излечу! – уверил он. – Погоди чуток. Только примерюсь. Изгоню ща беса, не боись. Ща. Ща. Чуток. – Мужик всё никак не мог поудобнее встать, найти верную опору для непослушных ног, да и жердина не хотела держаться у него в руках – выворачивалась она под своей тяжестью, норовя упасть на землю. – Ща… ща…

Наконец мужик встал твёрдо. Он изловчился и, цепко ухватив толстенную жердь, поднял её над своей головой, а потом разом опустил на хребет Степана.