Лесная невеста

– Так я с ними и не сталкивался вплотную, – пробормотал молодой воевода, отворачивая румяное от стыда и досады лицо. – Бились они внизу, с оратаями. А к нам в город поломились, в ворота постучали, да и ушли. Нам ночью со стены и не разобрать было, кто они и сколько. Но у меня есть… На улицах пяток мертвецов подобрали.

– Вот подарок! – Князь хмыкнул. – А волхв у тебя есть, чтобы мертвых говорить заставил?

– Такого нет. Елага не берется. Она у нас по травам больше…

– Ну, посмотрим. – Князь что-то вспомнил и оглянулся назад, где в дружинном ряду между Хродлейвом и Радоней шел Ледич. – Если они и правда смолянские, у меня есть кому их опознать.

Тела были сложены в холодном сарае у реки, где кто-то из местных рыбаков хранил свою долбленку. Держать чужих мертвецов в самом городе, конечно, было невозможно. На воеводском дворе князю показали только снятое с них оружие, пояса, три помятых шлема. Столпомер окинул снаряжение опытным взглядом: мечи были хорошие, варяжские, один даже рейнской работы, очень дорогой. Пряжки поясов – славянские, только одна явно из Бьёрко. Такие пряжки иной раз бывают единственным, что сохранит со своей родины варяг после десяти или даже двадцати лет жизни по эту сторону моря.

Оглянувшись, князь нашел взглядом Ледича и кивнул. Тот подошел сквозь раздавшуюся толпу.

– Не видал такого? – спросил Столпомер.

Зимобор смотрел молча. Пряжки поясов были сработаны не просто в Смолянске, а в кузницах княжьего двора. Даже при дрожащем свете факелов он узнавал хорошо знакомую ему руку Кутейника и Бокогрея. Но язык не повиновался. Каково Зимобору было убедиться, что его собственные родичи напали на землю, в которой он нашел свой новый дом! И как на него посмотрят здесь, в Радогоще, если узнают, что он вырос на одном хлебе с теми, кто принес сюда такое горе!

– Смолянские? – спросил князь, поняв его удрученное молчание.

Зимобор кивнул.

– Неужели княгиня? – Столпомер повел плечом и беспокойно, неуверенно усмехнулся. У него не укладывалось в голове, что молодая женщина посмела бросить вызов ему, зрелому мужчине и опытному воину.

– Не знаю, – сказал Зимобор. – Надо людей посмотреть. С кого снято.

– Завтра посмотришь. Теперь уж темно, не поведут.

Утром, как только рассвело, двое воеводских кметей проводили Зимобора к рыбацкому сараю. Возле двери они чуть не споткнулись о толстую веревку, полузанесенную снегом; по всей длине на ней было завязано множество хитрых узлов. Это Елага позаботилась окружить мертвецов чарами, чтобы они не натворили в ограбленном городе еще какого-нибудь зла. Весь дверной косяк был исчерчен угольными знаками, затворяющими путь, а дверь была подперта бревном.

Отворив дверь, кметь хмурым кивком послал Зимобора внутрь, а сам с товарищем предпочел ждать на берегу. Дверь оставили широко открытой, чтобы впустить побольше света. В сарае казалось еще холоднее, чем снаружи: здесь не было ветра, но застоявшийся воздух словно бы впитал в себя холод самой смерти. Сваленные у стены тела были не похожи на людей, а напоминали скорее кучи брошенной в беспорядке одежды. Человеческого в них не осталось ничего. С трудом найдя взглядом головы, Зимобор взял одного за плечи, перевернул, подвинул ближе к свету. Весь бок убитого был покрыт, как броней, заледеневшей кровью, но лицо оставалось почти спокойным. Это был Травеня, отрок Буяровой дружины.

У Зимобора чуть отлегло от сердца, и он скорее перевернул другого. Прочица, тоже Буяров. Третьего Зимобор не помнил по имени, а четвертым оказался варяг по прозвищу Молчун, один из двух свеев в дружине его брата.

Набег смолян на Радогощ взбудоражил Зимобора до крайности. То, к чему его подталкивала Младина, теперь стало неизбежным. Он пришел в Полотеск, чтобы так или иначе заручиться поддержкой Столпомера в борьбе за смолянский стол. Неизвестно, как долго еще он собирался бы с духом, чтобы идти походом на собственную землю, но теперь удаль Буяра не просто дала ему повод, а не оставила другого выхода – ведь в руках Буяра оказалась Дивина!

Снаружи толпились местные, собравшись и вооружившись для похода, с коробами на спинах, топорами за поясом и рогатинами в руках: переходили с места на место, окликали воеводских кметей, спрашивали у них и друг у друга, скоро ли выступать. Зимобора провожали хмурыми, недоверчивыми взглядами: многие теперь вспомнили, что он из смолян и даже вроде в каком-то родстве с тамошними князьями.

Князь сидел у Воротисвета в окружении своих воевод и местных старейшин, но сразу поднял голову, завидев в дверях Зимобора. Народ расступился, давая дорогу.

– Ну что? – быстро и требовательно спросил князь. – Признал кого-нибудь?

Зимобор кивнул.

– Это смолянские. Из дружины княжича Буяра, все четверо.

– Того Буяра, который, говорят, теперь в Оршанском городке сидит?

– Его самого.

– Как же он сюда попал?