Лесная свадьба

— У одного марийца рано умерла жена, — начал рассказ дедушка. — Остались у него детки малые Акуш и Микуш. Но как можно растить детей без матери? Взял он в жены другую женщину, но та скоро невзлюбила неродных детей и сказала отцу: «Уведи их в лес, а у нас потом свои дети родятся». Увел отец детей в лес, дал им по корзине грибы собирать, а чтоб не затерялись, не заблудились они, научил окликать друг друга: «Аку-уш! Мику-уш!» С тех пор и ходят дети-сиротки по лесам и кличут друг друга: «Аку-уш! Мику-уш!» А эхо разносит по лесу: «Ку-ку! Ку-ку!» Вот и кукует кукушка.

И другое вспоминается мне. Жил в нашей деревне старик Пайгат с белыми, как куделя, бородой и волосами. Двадцать пять лет прослужил он в солдатах. С тремя георгиевскими крестами вернулся домой. Воевал за свободу Болгарии, участвовал при взятии Шипки…

А еще я помню одинокую сосну среди поля. В ствол ее были вбиты клинья, и во время жатвы батраки вешали на них узелки с небогатой пищей…

По берегу Волги тянутся вдоль луга, среди них голубыми призывными оконцами синеют заросшие камышом да осокой небольшие озерки, богатые рыбой, извилистые, усыпанные лопухами старицы…

С детских лет я частый гость у природы, и сколько помню себя, родные леса и луга, реки и озера всегда звали и тянули к себе…

О родимый край! Только с отцом-матерью можно тебя сравнить! Только на зеленом лоне твоем отдыхает душа, обретает снова покой, а мечты наливаются новой силой! В любое время года, в зной, дождь или снег ты согреваешь меня, радуешь душу…

Выхожу я в поля широкие, слушаю переливчатую гусельную трель жаворонка, вхожу в гудящий бор, вступаю на разноцветный ковер луга, на берег чистого, как слезинка, озера, и хочется мне крикнуть:

— Здравствуй, сторона родная, мать любимая!

ДЕДУШКИНА АЗБУКА

Перевод М. Мухачева

Помню, дедушка впервые взял меня в лес.

За спиной у него кузов, в руках сплетенная из тальника корзинка.

У меня через плечо тоже висит кузовок, и несу я такую же, как у дедушки, но поменьше, корзинку.

Мой дед всё умел мастерить: и корзинку, бывало, сплетет из ивовых прутьев, и кузовок сделает из бересты или лубка, и свистульку из глины вылепит. И до сих пор в сарае валяются старые корзины и кузовки. Всякий раз, когда я вижу их, вспоминаю моего доброго и ласкового деда…

Край наш богат лесами. Идешь по лесу, не налюбуешься высокими и стройными соснами. Стволы гладкие, без сучьев, а на вершинах покачиваются зеленые шляпы. Среди сосен, напоминая марийских девушек в белых шовырах и зеленых платках, красуются кудрявые березы. Темно-зеленые ели, по-хозяйски раскинув длинные мохнатые ветви, еле заметно вздрагивают на ветру. Под этими вековыми деревьями, словно привстав на цыпочки, тянется к свету тонкий орешник, бересклет, липняк, рябина, можжевельник. Кажется, что перед тобой стоит сплошная непроницаемая стена. Даже лучи полуденного солнца с трудом находят в ней лазейки, стараясь пробить густой, тихий полумрак.

— Сану, не забывай: поле — с глазами, лес — с ушами, — говорит дед.

Я не понял этой премудрости, но он пояснил:

— В поле далеко видно. Если у тебя острый глаз — не заблудишься. А в лесу друг друга по голосу находят, поэтому надо иметь хороший слух.

Теперь я догадался: дед предупреждает, чтобы я не потерялся.