Мальчишка в доме Управляющего посмотрел на меня как на идиотку, потом многозначительно перевёл взгляд на небо, с которого на нас смотрели бледные далёкие звезды, и зевнул. Пришлось с грустью оставить ему в обмен на книги неприглядный кусочек мяса, прихваченный мной на ужин.
Последний Финну снова не потребовался.
Проснулась я в отвратительном настроении, уже предвкушая очередной прекрасный день с моим незваным и очень надоедливым гостем. Пора была что-то предпринять, дольше так продолжаться не могло, лимит доброты заканчивался, а нервы начинали сдавать от постоянной необходимости оглядываться или ждать подвоха от Финна. Я полежала, глядя в потолок. В последние ночи мне ничего не снилось, что меня по-настоящему радовало. Мне нравилось думать, что по ночам душа блуждала где-то далеко, в землях, в которых мне не доведётся побывать. Может быть даже на берегу настоящего моря. Тётушка говорила, что мы приехали оттуда, но с презрением отзывалась о жителях побережья. Я не могла ничего вспомнить, мне тогда была разве что пара лет, Монти — чуть больше, но он и не знал, когда именно и зачем мы оказались в Хюрбене. По крайней мере так он мне говорил. Мать привезла нас сюда одна, ни его, ни моего отца здесь не было. Такое путешествие, возможно, побег, легло пятном на репутацию молодой женщины. Говорили, что она так и не успела стать счастливой, не принятая никем. Тётушка в своей мерзкой манере однажды дала нам понять, какая удача, что мы так рано осиротели — пока у нас ещё был шанс растиприличнымилюдьми. Монти хотел всё бросить и уйти, считал, что лучше стать попрошайкой на тракте, детей ведь все любят, чем оставаться здесь. Смирился из-за того, что мне нужен был дом.
— Проснулась? — спросил Финн, разозлив меня своим приятным голосом. Снова приятным. — Не притворяйся, давно слышу, как ты гневно сопишь.
Я мысленно выругалась. В глубине души надеялась, что он уже собрал вещички с утра пораньше и сбежал. Приносить ему еду да выполнять унылые поручения я могла бы и там, в домике знахарки. Даже лучше, свидетелей гораздо меньше. Что ещё он мог хотеть за свои бутылёчки?
Я с обречённым видом повернулась к нему. Финн ожидаемо нашёлся на полу рядом с лежанкой, он вальяжно развалился на моей мятой одежде. Я сцепила зубы и снова засопела. Лишнего одеяла у меня не было, но Финн с таким жаром и на голом полу бы не сломался. Он повернулся на бок, подпёр голову рукой и принялся глазеть на меня с отвратительно ехидной улыбкой.
— Что? — удивилась я. — Снова настроение улучшилось? Закончил жалеть, что выжил или совесть проснулась?
— Я все ещё считаю, что ты совершила глупость, — не смутился он, — любой в этом городе, окажись он на твоём месте, обрадовался бы возможности меня добить.
— Действовала исключительно в своих интересах, — огрызнулась я.
Смотреть на его довольную ухмылку было выше моих сил, но и отвернуться означало — сдаться первой. Такого удовольствия я ему не доставлю.
— Зря, колдовство не даётся бесплатно.
— Ты это уже говорил.
— Хочешь, чтобы я помог твоему брату, но какую цену ты готова заплатить? Я заплачу её за колдовство, а чем ты возместишь мне потерянное?
— Я тебе только что жизнь спасла, — поразилась я его словам. — Дважды! Ещё и от Арни!
Он тихо засмеялся, мои губы растянулись в предательской улыбке.
Я с головой завернулась в одеяло, кое-как слезла с лежанки, чуть не наступив на Финна, который не преминул посмеяться и оценить мою грациозность, и ушла в сени переодеваться, постукивая челюстями от холода. Раздеваться с вечера я при нём не решалась, снимала только верхнее, поэтому выходило быстро — хоть один положительный момент.
Вода в доме закончилась. Я вздохнула, глядя на пустые вёдра. Вот ведь напасть, мужик в доме, а попросить тяжесть принести некого. Смирилась с судьбой, подхватила ведро и открыла дверь.
На крыльце были разлиты отбросы. Не случайно, кто-то целился так, чтобы попасть получше — узоры брызг покрывали и перила, и створку. Я со злостью пнула кусок чего-то тухлого с крыльца, он перелетел через ступеньки и весьма мерзко распластался внизу. С дороги на меня смотрели три пары внимательно прищуренных глаз — прислонившись к дереву там стояла тётушка с двумя своими верными подружками-балаболками. Стоило мне глянуть на неё, как она расправила спину и словно бы развела руками. Намекала, что они ни при чём вот, мол, даже тары нет. Словно прекрасно знала, какой вопрос был у меня на уме. Я могла бы поспорить на что угодно, что скоро она начнёт стенать под окнами и невинно, но недовольно вопрошать, что за свинарник разведён на крыльце.
Умываться мне расхотелось, я шагнула обратно в дом и с грохотом захлопнула дверь, швырнула ни в чём неповинное ведро в угол. Из комнаты послышался гнусный смешок. По крайней мере в его гнусности я была уверена, как ни в чём другом.
— Ты, смотрю, уже в курсе? Забавляет, да? — влетела я внутрь, жалея о ведре, которое вполне могло сойти и за орудие убийства.
— Нет, не в курсе, но шум с утра слышал. Такой всплеск не смог заглушить даже твой храп. А что там?