Лесное лихо

Трое собеседников поняли, кто перед ними, ещё до того, как незнакомец отвернул полу куртки и показал блеснувший на солнце жетон – два золотистых меча на тёмной эмали. И все три болтуна разом ощутили слабость в ногах. А кривой так разволновался, что на его шароварах появилось тёмное пятно.

– Кто тут разносит гнусные и богопротивные небылицы про «добрый народ»? У кого язык совсем длинный? Кому укоротить?

– Господин! – вперёд выступил бородач, который рассказывал про случай на Гуляханском базаре. – Я – Эли, механик, у меня своя мастерская, у меня чинит свою машину сам господин судья… А эти двое – просто шли по своим делам! Они меня не знают, я их впервые вижу! Мы ничего, господин…

– Вот господин судья и решит, что с тобой делать, – «успокоил» его страж. – Пошли со мной.

– Господин!!!

Страж отцепил от пояса короткую плеть и хлестнул поперёк лица механика Эли. Тот только зажмурился, но не посмел ни отвернуться, ни закрыться руками. Через лоб, нос и щёку лёг пухлый рубец, быстро набухающий кровью. Страж при этом хранил равнодушно-брезгливое выражение лица.

– Пошли со мной все трое, – спокойно сказал страж.

Через три дня все трое кричали под палками на городской площади. Господин судья – да будет милостив к нему Всевышний и Отец-Искупитель! – назначил каждому богохульнику по двадцать ударов. Проведя три дня в тюрьме без пищи и воды в ожидании справедливого суда, они были рады, что отделались так легко. За распространение богопротивных небылиц можно было лишиться языка, а тот, кто их слушал и не донёс, лишался ушей. Но жена механика Эли привела господину судье свою среднюю дочь, Зумрук, которой недавно сровнялось одиннадцать лет. Расцветающая красота и стыдливый пыл девственной красавицы растопили бы ледяную гору, не говоря уж о сердце добрейшего господина судьи. И, разумеется, он снизошёл к слабости Эли и не стал карать его чересчур сурово. Ведь механик Эли – простой честный работяга, а не какой-то бездельник-подстрекатель и не злодей-дьяволопоклонник. Если он ошибся – он заслуживает отеческого внушения, и не более того…

Правда, когда механик вернулся домой и оклемался после заслуженного наказания, он с удивлением обнаружил, что никто не хочет идти в его мастерскую. Пришлось с убытком продать инструменты, включая двух рабов-помощников, и отпустить вольного работника. А сам Эли пошёл работать носильщиком на базар. А через некоторое время Всевышний явил ему свою милость – господин судья развёлся с Зумрук, и она вернулась в родительский дом, а вскоре её взял второй женой старшина базарных носильщиков. А старшина сделал своего зятя своим помощником, и с тех пор у бывшего механика Эли была не жизнь, а сладкая хурма – до того дня, пока он не обезножел от переноски тяжёлых тюков.

* * *

Самое неприятное место в мире – это, конечно, лес поздней осенью, за неделю до снега. Листья облетели и гниют на земле, певчие птицы улетели на юг, а прочие лесные твари, кажется, стараются без нужды не покидать убежища. Хуже осеннего леса может быть только осенний лес безлунной ночью. Непроглядная тьма, пронизывающий сырой холод, грязь, вой ветра и костяной шелест голых веток, похожих на руки скелетов – что более красноречиво напоминает грешным сынам Адама о смерти, угасании, распаде?

Ясно, что добрый благочестивый человек не пойдёт в такое время в лес. И сыро, и холодно, и мерзко, и страшно: так и чудится, что из-за каждого дерева выглядывают полусгнившие лица, светятся мёртвые глаза, тянутся костяные руки…

Простой человек чувствует себя в ночном лесу неуютно. Другое дело – те, кто Тьму и Смерть сами в свои души пустили.

Шесть теней, с головы до ног закутанных в тёмные накидки, пробирались по лесу. Пятеро шли сами, и шестой путник, явно, тащился не по своей воле. Если бы в лесу было посветлее, можно было бы рассмотреть, что у него на голове мешок, и что он туго связан. Ему оставили несвязанными только ноги, чтобы он мог ковылять сам – не тащить же его на руках!

Вскоре деревья стали попадаться реже, да и те – низенькие, кривые и чахлые. Странное шествие вышло к болоту. Под ногами зачавкало. Путники – все, кроме связанного пленника – ощупывали дорогу посохами.

Наконец, шедший впереди взмахнул рукой, и процессия остановилась.

Четверо путников стали торопливо развязывать своего пленника. Вот распутаны верёвки, с шорохом сполз через голову мешок. Девушка – на вид совсем молоденькая, лет пятнадцати – хватает ртом воздух и испуганно оглядывается.

Путник, что шёл впереди, сделал несколько чавкающих шагов и встал напротив девчонки.

– Ждут тебя Болотные Хозяева! – прозвучал хриплый женский голос.

Девчонка отчаянно рванулась в сторону. Поздно! Четыре пары рук схватили её. Пока двое держали пленницу, двое других срывали с неё одежду; по отдельным тихим выкрикам можно догадаться, что все участники этой драмы – женщины.