В новой пещере, куда они переселились после стрельбы у Тигрового брода, было тепло. Даже в самые холодные ночи холод здесь не ощущался, и, что самое удивительное, в пещере чем глубже, тем было теплее, особенно в самом конце ее, где в скале была расщелина. Из этой расщелины бил горячий пар, оседая каплями на каменном своде и стенах.
Тигрица и детеныши спали на устилавшем дно пещеры навозе горных коз. Он был в добрый метр толщиной, накоплялся тут, верно, в течение многих веков, и нижние его слои уже окаменели.
На той высоте, где находилась пещера, жили только дикие козы да орлы-ягнятники. Только один раз покой тигрицы был нарушен, — это когда из-за скалы над ущельем выглянули две головы. Тигрица-мать долго потом ходила вокруг пещеры, обследуя местность. Но время шло, следы выветрились, и ничего не случалось такого, что могло бы внушить сомнение в безопасности их нового логова.
Однако здесь были и неудобства — до воды далеко и еще гораздо дальше до тех мест, где водилась добыча.
Мать подолгу пропадала в тайге, оставляя тигрят одних. Из тайги приносила мясо, иногда еще живое, и какие-то незнакомые запахи. Придя, она всегда начинала кататься по земле, как бешеная, чтобы раздавить о камни клещей и мошкару, облепивших ее тело, а больше всего уши и баки. После таких упражнений вся голова у тигрицы сочилась красными капельками, как будто она ее окунула в вишневый или клюквенный сок. И малыши слизывали кровь, не понимая, что случилось с матерью, — ведь здесь, в разреженном воздухе высокогорной местности, не водилось насекомых, этого бича тайги.
В отсутствие матери тигрята все чаще выбирались из пещеры и бродили по окрестностям, уходя за несколько километров.
Они видели зеленый мир внизу, и оттуда долетали теплые порывы ветра, несшие с собой запахи каких-то неведомых существ, незнакомой жизни.
Видели, как седоватые легкие туманы стелются по зубчатым вершинам гор, видели головокружительные прыжки косуль, видели и орла-ягнятника — его гнездо было на самой вершине перевала, под нависшим выступом скалы. Это от него в страхе убегали козы. Тигрята приседали на задние лапы, оскалив зубы и выпустив когти, как только черная крылатая тень падала на землю и огромная птица появлялась в воздухе над ними, паря на неподвижно распростертых крыльях — только слышен был громкий шелест леток. На глазах тигрят хищник этот однажды упал сверху на козла и столкнул его в пропасть. Потом слетел туда и сам, описывая в воздухе спираль, и, подскакивая, подошел к убитому, чтобы его расклевать и остатки унести к себе в гнездо.
Раз они наткнулись на целое козье семейство. Самец стоял на страже, стройный и бдительный. Коза лежала в яме на мху, а козлята паслись рядом.
Ван нервно замотал обрубком хвоста, возбужденный близостью добычи, оглянулся на сестру. Та притаилась, не проявляя никакой охоты к нападению. Она была красивее Вана, но не такого мощного сложения и не так отважна, как он, — все старалась брать хитростью и коварством.
Ван, не дождавшись ее, стал сам подкрадываться к козленку. Полз, не сводя глаз с его тонкой, хрупкой шеи.
До цели оставалось только два-три метра, и Ван уже весь подобрался, готовясь прыгнуть, как вдруг козел учуял его. Стремительно обернулся да как свистнет, как затопочет копытами! Вся семейка сорвалась с мест и замерла в ожидании, чтобы при втором сигнале пуститься наутек. Но козел, наклонив голову, с разбегу ударил Вана рогами так, что тот, и мяукнуть не успев, кубарем полетел вниз. Ударился о карликовое деревцо и свалился в кусты. Это его спасло. Упади он с такой высоты на камни, с ним было бы кончено и сестра уже ничем не могла бы ему помочь.
Теперь же она его лизала и тормошила до тех пор, пока Ван не встал, весь побитый. Голова у него кружилась, ему трудно было двигаться.
Мать только вечером отыскала их по свежему следу. Оба спали на дне расселины. Она обнюхала их и легла рядом так бесшумно, что они и не услышали.
Проходили знойные дни лета, только по временам сменяясь дождливыми. Юго-восточные муссоны приносили ливни, маньчжурские ливни, пестревшие всеми цветами радуги. После них все освежалось, тянулось вверх и жило полной жизнью. Весело вставали зори над землей, насыщенной теплом и влагой. Шумела всласть напившаяся зелень в лучах полуденного солнца, вскипала и пенилась буйным обилием новых побегов, пышным цветом, ароматом бурлящих в ней созревших соков.
Близилась осень.
Однажды лунной ночью тигрица вывела детей из пещеры. Они шли за ней на другую сторону гор извилистыми тропками по крутым склонам. Тигрята были голодны, мать их не покормила, и они острее ощущали все запахи и возбужденно напрягали зрение, ища среди ночных теней какой-нибудь добычи.
За рекой, отряхнувшись после купанья в ледяной воде, они вошли в лес. И оробели. Высоко в горах, где они выросли, было светло, далеко видно вокруг, прохладно и везде одни камни. А здесь царили мрак и влажная духота, под ногами — мягкая земля, здесь их коварно обступали со всех сторон стволы, ветви, кусты, что-то шелестело, словно перекликаясь, благоухало неведомо что и где.