Лесное море

Он стал между ними, зарычал — и тигрицы отскочили друг от друга.

Тогда он лег, глядя на молодую. Она тоже смотрела на него. Он подполз к ней, ласково мурлыча. Хотелось всю радость встречи выразить вилянием хвоста, но хвоста не было, и только обрубок его нервно дергался.

Он оставался с нею до утра на лысом гребне Рогатой сопки.

Люди в фанзе у подножия сопки, олени в дремучей тайболе, волки, рыси, косули, кабарги и белки — все с тревогой смотрели туда, вверх, где слышалось то рычанье, то мурлыканье — отзвуки брачной ночи тигров.

Ван и его подруга днем отоспались в лесных дебрях, а вечером двинулись в родные места Вана.

По дороге заглянули в грот над осыпью, где Ван когда-то дрался с барсуком и в этой драке лишился хвоста. По-прежнему пещеру нагревал пар горячих источников, но козьего навоза уже не было. Вместо него на земле было настлано сено, заменявшее постели, в углу — куча золы, полуобгоревшие щепки и другие следы пребывания человека. Видно, здесь долго была чья-то стоянка.

Увидев это, тигры пошли дальше, к пещере Вана, и там остались.

На другой день, едва сумерки заглянули в их пещеру и с покрытых снегом гор хлынули, растекаясь вокруг, черно-красные тени, тигры отправились на охоту за козами.

Тигрица засела над ущельем, а Ван поднялся выше и зашел в тыл небольшому стаду. Козы побежали от него привычной тропой, и, казалось, гибель их была неизбежна: внизу текла река, а выше, на перевале, зажигала костры женщина из Фанзы над порогами.

Отблески огня двух разложенных костров, который женщина то заслоняла, то открывала, скользили по откосам и пугали коз. Чуя впереди недоброе, они хотели бежать вверх, туда, где нет огней, расщелин и коварных зарослей. Мгновение стояли в нерешимости — бежать прямо или вверх? И тут на них напал какой-то чужой здесь, пришлый тигр.

Когда прибежал Ван, чужак стоял на поваленном козле и выжидательно смотрел на подругу Вана. Та заходила то с одной, то с другой стороны в надежде полакомиться козлятиной.

Ван зарычал, соперник отскочил, и недобитый козел приподнялся на передние ноги. Тигрица бросилась к нему, а оба тигра, забыв о нем, сшиблись в яростной схватке.

Они пустили в ход когти, а когти у них были величиной с нож средних размеров, и они выпускали во всю длину эти треугольные загнутые острия.

Пришлый тигр был старше и, пережив не один сезон «брачных ночей», изрядно натренировал лапы в стычках с соперниками. Он чуть не вырвал Вану глаз, ударив его в самое чувствительное место — между слезным мешочком и носом.

Ошалев от боли, Ван подмял под себя противника и впился зубами ему в затылок. Тот перевернулся на спину и заработал всеми четырьмя лапами. Они дрались так ожесточенно, как тигры никогда не дерутся между собой. И в бешенстве своем, забыв об опасности, подвигались все ближе к кострам.

Напрасно женщина там, наверху, подбрасывала в костер дров, чтобы огонь трещал сильнее, напрасно мужчина, прибежавший на громкое рычанье тигров, сталкивал вниз камни, — ничто не могло оторвать Вана от этого пришельца, который вторгся в его владения, где охотился только он один, и покушался отнять у него его добычу и его подругу.

А когда наконец враг с жалобным визгом ретировался, Ван торжествующим рыком огласил горы, чтобы устрашить всех и предостеречь на будущее. Затем, прихрамывая, вернулся к козлу, которого уже пожирала его тигрица.

А старик из фанзы добежал до женщины у костров и заставил ее уйти с ним.

— Да ты в уме, Ашихэ? В такую ночь дежурить на перевале! И почему ты вышла без ружья?

— У меня патронов больше нет, Ю. Последние я отдала — сам знаешь кому. Им каждый патрон пригодится.

Когда они добрались до фанзы, женщина вошла внутрь, а старик стал на колени под деревом против дверей и ударил в гонг, висевший на ветвях. Чистый звон металла поплыл в ночной тишине — песнь искренней благодарности божеству гор и лесов.

Проходили морозные дни да-ханя и ночи тигров.

Каждый вечер Ван и его тигрица выбирались из пещеры голодные и шли по следу добычи.

Любовь обостряла аппетит, и они готовы были глодать камни, если бы камни пошевелились, если б в них хоть еле заметно чуялась жизнь.

Никогда еще Ван не охотился так удачно, не пожирал столько мяса, никогда не жил так бурно, всей полнотой физических сил и страстей, воюя с другими тиграми. Голос его то и дело возвещал победу над соперниками. Изгнанные из района его охоты они уходили пытать счастья в другие места, где тигры послабее.

Ибо здесь — это было уже ясно и зверям и людям — здесь Бесхвостый, сильнейший из тигров, царствовал безраздельно.

Однажды вечером Ван и его подруга, проходя по берегу Муданьцзяна, разминулись с тем самым человеком, которого Ван и его мать два года назад загнали на березу. Перед этим юношей бежал совсем молодой пес, его еще и псом-то считать было нельзя. Бурый и остромордый, похожий на суку, недавно убитую Ваном в лесу. Только уши у него были подлиннее и на голове черное пятно. Оба, молодой человек и его собака, скрылись на тропке, которая вела к Фанзе над порогами.