Лесное море

На заре, управившись с оленем, Ван и его подруга возвращались той же дорогой к пещере. Тигрица шла впереди, вялая, немного отяжелев после обильного завтрака. Ей, кажется, уже надоел Ван, следовавший за ней на расстоянии нескольких шагов.

Когда раздался выстрел, знакомый Вану зловещий гром, — он бросился в чащу. Здесь, ловя ноздрями едкий запах пороха, он немного подождал, но подруга не шла. Тогда он выглянул из-за деревьев. Она лежала на снегу в луже крови.

Ван потерся о нее, потрогал ее лапой — она не шевелилась.

Облизал ей голову и грудь, из которой текла, замерзая, кровь. Она лежала все так же неподвижно.

Тогда Ван понял, что и она, как когда-то его мать после такого же грома, уже не видит его, Вана, и ничего не чует. Она стала только мясом — вот так же, как любой живой олень, козел или кабан, когда его догонишь и внезапно повалишь на землю…

И Ван лег рядом с тигрицей. Лежал и смотрел в пространство угасшими глазами. Долго так лежал.

Появился человек с седой косичкой. Глянул на следы и зашагал быстрее, как будто обрадовавшись.

Чем ближе он подходил, тем больше напрягалось тело Вана, смотревшего на этого человека из-за мертвой тигрицы. Он весь подобрался, и в горле тихим рычанием переливалась душившая его ярость и жажда крови.

Человек был от него уже на расстоянии двух прыжков. Ван поднялся и посмотрел ему прямо в глаза.

Ю встал на рассвете, сразу после Ашихэ.

Виктор, утомленный двухдневным переходом, еще спал. Завтракая за скамеечкой, поставленной на кан, горячей похлебкой из чумизы и кукурузными лепешками, Ю время от времени поглядывал на разметавшегося во сне гостя, лежавшего рядом. Виктор за два года очень вырос и возмужал — это прежде всего бросалось в глаза. И было в нем что-то, напоминавшее Ю молодого оленя или тигра.

Мороженые беличьи тушки, принесенные вчера из чулана, совсем оттаяли. Ашихэ снимала их с жерди и укладывала в большой горшок, приправляя фасолью, чесноком, луком и красным перцем. Оставалось еще положить соль, зелень и долго тушить на медленном огне, пока мясо не пропитается как следует подливой, и тогда будет очень вкусное жаркое, как и полагается на Новый год.

— Если я немного задержусь, пусть Хуан Чжоу меня подождет, — сказал Ю, вставая.

Хуан Чжоу собирался на праздники в Нинъань, он обещал сегодня погрузить на свои сани и товар старого Ю. Поэтому Ю так спешил — надо было достать из капканов последнюю добычу до прихода Хуан Чжоу.

— А с Вэй-ту мы встретимся на Польской могиле, — добавил Ю, идя к двери. — Скажи ему, что я с ним там прощусь.

Он вскинул на плечо вилы, взял корзину из древесной коры и вышел, захватив, как всегда, веник. Только собаку с собой не кликнул. После того как взбесившиеся тигры дрались поблизости от костра Ашихэ, он оставлял собаку дома: она, конечно, прежде всех учует зверя и лаем предупредит Ашихэ.

Ежедневный обход мест своей охоты Ю совершал по тропинке, так хитро протоптанной, что она проходила около каждого пристанища зверей, пересекала все их тропы, пастбища и водопои и при этом нигде не сворачивала дважды в одно и то же место. Выйдя из дому, Ю шел к перевалу, потом параллельно горному хребту, спускаясь все ниже, до самого брода, а оттуда обратно вдоль Муданьцзяна. Всего он проходил таким образом двадцать-тридцать километров, а после полудня возвращался в фанзу с противоположной стороны — по кладке над водопадами.

Осматривал все поставленные им западни, силки, капканы, самопалы. Если попадалась крупная добыча — рысь, ирбис, волк, — он ее оттаскивал подальше и потом вез домой на развилистой ветви, как на санках. Мелкое же зверье — куницу, лису, соболей или белок — сразу бросал в свою корзину. И во всех случаях, какова бы ни была добыча, он снова налаживал все силки и капканы и, уходя, заметал свои следы на снегу взятым из дому веником.

То же самое проделал он и сегодня. Но сегодня, как и вообще этой зимой, Третьему Ю не везло. Только в одной западне оказалась куница, и он взял ее, чтобы добавить к тому небольшому запасу шкурок, который Хуан Чжоу должен был отвезти в город на продажу.

Ю свернул в сторону оврага, к своему лучше всех укрытому тайнику в дупле старого дерева, где он, по обычаю звероловов, хранил наиболее ценную добычу, спасая ее от хунхузов.

Достал из дупла две мускусные сумки кабарги и направился к реке, к проходу между мертвым колючим лесом и берегом. Сюда приходят охотиться тигры, и не пришлые, а местные. Сделав это открытие, Ю поставил здесь вчера самопал, хорошее пистонное ружье четвертого калибра — лучшего и не придумаешь.

Накануне вечером он оставил здесь все в полном порядке: в трех шагах от тигровой тропы, перпендикулярно к ней, козлы, на них — ружье, заряженное крупной дробью и установленное точно на уровне груди тигра. Тоненькая проволока от спускового крючка натянута поперек тропки так туго, что при самом легком прикосновении к ней ружье непременно выстрелит. Все было отлично замаскировано ветками, к тому же за ночь иней покрыл и козлы и проволоку — сколько ни смотри, ничего не увидишь.