Лесное море

Осматривали и собирали добычу, чтобы к Новому году доставить торговцам полные сани товара или хотя бы снести на спине полную корзину. Они знали, зарубками отмечая свои доходы на балке в чулане, что и на этот раз получат меньше, чем рассчитывали, — но тут уж ничего не поделаешь. Долги держат человека в тисках, и все торговцы между собой в сговоре: ни один не захочет отбить у другого покупателя и поставщика… Так что приходится мириться. И пойдут охотники с полученными за свою добычу товарами и малой толикой деньжат, разойдутся по ближним деревням и городкам — справлять праздник в кругу родных и друзей. А у кого их нет, тот останется у знакомого купца, и купец, покорный обычаю, примет гостя, будет кормить его бесплатно все две недели, пока длится праздник Нового года.

Были среди охотников люди, которые опасались появляться в городе и поручали другим сбывать свой товар. В тайге, даже и тогда, когда тигры бесятся, справляя свои свадьбы, все же безопаснее, чем в соседстве с японцами, которые каждому усмехаются из-под черных усиков угодливо, как парикмахер, но проявляют удивительное проворство, когда дело идет о том, чтобы начисто сбрить голову с плеч.

Кого-нибудь из таких охотников Третий Ю всегда на праздник приглашал к себе.

— Ночи тигров будут в этом году страшны, как никогда, — предостерегал он гостя. — Так вместе нам будет спокойнее. Моя жена уж постарается, чтобы ты у нас не голодал.

В этих словах Третьего Ю слышалась и нотка превосходства женатого человека, у которого в доме есть добрая хозяйка-жена, ухаживающая за ним, и важность человека, занимающего высокий пост: два года назад, когда в лесное море пришло много людей, спасавшихся от преследования, они основали сян — лесную общину и единогласно выбрали Третьего Ю старшим — чжангуйды.

С тех пор в тайге над горной рекой Муданьцзян от перевала до польской могилы, на территории примерно в три тысячи квадратных километров, единственным законом для двухсот семи человек было слово старого Ю.

И люди очень серьезно, с большой тревогой выслушивали сообщение Ю, что «ночи тигров» в этом году будут опаснее предыдущих, так как из Кореи пришло несколько спугнутых оттуда тигров, тигрята их уже подросли, а среди этих молодых есть бесхвостый Ван, который теперь уже может состязаться со старыми тиграми и несомненно станет Да Ваном, Великим Владыкой — таково было общее мнение.

Да, это был тигр невиданных размеров, великолепный, хотя и калека — у него осталось только полхвоста. Бесхвостого уже знали охотники, искатели золота и те, кто ходит за женьшенем, за целебными травами, за грибом му-эр, и те кто обжигает уголь в тайге, — словом, все. Не раз случалось людям разминуться с ним на лесных тропах. Он пристально смотрел на них своими бирюзовыми глазами с другого берега, когда они приходили к реке по воду или купаться. По ночам он кружил около их костров, и, услышав его рычание, они спешили подбросить в костер дров, чтобы пламя вспыхнуло ярче, и искры с треском взлетали под самые кроны деревьев.

Люди были благодарны Вану за то, что он не вредит им, не причиняет убытков. Иной раз, правда, сожрет какую-нибудь дичь, попавшую в капкан или подстреленную из самопала, но на это обижаться нельзя. Тайга всех кормит, и кто первый поспел, тот и прав. Другие тигры на его месте делали бы больше вреда, таскали бы добычу охотников из всех капканов и сетей, а этот — нет. «Бесхвостый» не гнался за чужим, не был падок на легкую добычу, и его за это уважали. Например, никто не видел, чтобы он, как другие тигры, шел вслед за волками — они ведь проворнее и скорее хватают добычу, охотясь дружной стаей. Не залегал он и поблизости от барса, подстерегающего добычу на дереве или на скале над тропой косуль. Словом, Бесхвостый не имел обыкновения приходить на готовенькое и не отбирал добычу у других.

— Людоедом он не станет, — утверждал Ю. — Во всяком случае, не скоро. Разве что в старости, да и то в глубокой старости.

Собеседник Ю в знак согласия кивал головой и, покуривая трубку величиной с чашечку желудя с тонким чубуком, сентенциозно изрекал:

— Да, когда бог стареет, то и дьявол бога греет.

Или другую пословицу насчет жестокой старости, которой все подвластно: и боги, и люди, и муравей, и тигр. Тигр в старости спускается с гор в долины, поближе к деревням и поселкам, начинает уносить скот и, раз преодолев отвращение к человеческому мясу, больше не брезгает им, охотится уже потом специально за человеком. А у человека и ноги не так быстры, как у оленя, и слух не так тонок, как у косули, и нет того чутья, что у кабана, и ни клыков ему не дала природа, ни когтей. Он слабее всех, он самая легкая добыча.