Лесное море

Ашихэ промолчала. Ее словно околдовала безбрежная мерцающая гладь озера, тишина и простор вокруг. За островом в тростниках перекликались лебеди, сговариваясь перед отлетом. Один выплыл на озеро и провожал лодку издали, весь розовый в свете заката.

— Вэй-ту, — промолвила наконец Ашихэ, не отрывая глаз от лебедя, — ты же обещал слушаться и терпеливо ждать.

— А ты откуда знаешь? — Виктор так и застыл на месте с поднятыми над водой веслами.

С минуту она не отвечала, словно ей жаль было отрываться от созерцания розового лебедя. Потом все-таки отвернулась от него, расстегнула куртку и, достав что-то из-за пазухи, протянула Виктору. На ее маленькой ладони лежал засушенный цветок пиона.

— Я и ждал, — растерянно пробормотал Виктор. — Считал дни, недели. Но я вовсе не был уверен, что и вправду придет кто-то. Ведь это был сон…

Он схватил ее за руку.

— Ты, наверное, знаешь! Скажи!

— Что сказать?

— Это было на самом деле? Или сон, видение? Если сон, то как же двоим может присниться один и тот же сон? Скажи сама, разве это возможно?

— Думаю, что нет.

— Тогда что это? Видения, духи? Ашихэ, я от этих мыслей метался, как дикий осел, замучился — не могу больше! И тут у меня нет никого. Алсуфьев боится и говорить про это, твердит, что нельзя.

— Что ты хочешь знать? Говори яснее.

— Хочу знать, что с нами было той ночью у костра.

— А я не знаю…

— Неправда!

— Я никогда не лгу, Вэй-ту. Не умею.

Она сказала это таким тоном, будто признавалась, что не умеет шить или не знает алгебры.

Виктор все еще держал ее за руку и видел над собой ее лицо — оно вблизи казалось еще более детским. И контраст между ее наружностью маленькой умненькой девочки и тем тягчайшим жизненным опытом, который чувствовался в ее голосе, во взгляде, начинал мучить и злить Виктора.

— Кто ты? — спросил он тихо. — Откуда пришла?

Свободной рукой Ашихэ начертила в воздухе какой-то знак, похожий не то на вилы, не то на рога. Но, видя, что Виктор ничего не понял, кивнула в сторону гор.

— Я оттуда… Но меня не было у вашего костра — потому я и не знаю… А прислал меня друг.

— Как его имя? Это ты знаешь?

— Знаю, но пока не могу его назвать.

— Почему?

— Тебе было бы тяжело. Лишнее огорчение… Узнаешь позднее, кто этот далекий друг, что о тебе заботится, и почему он сейчас не может отправить тебя на родину.

— Значит, это невозможно?

— Пока нет. Надо подождать. Год, а может, и два. Но ты непременно туда поедешь: тот человек, что велел это тебе передать, никогда еще слову своему не изменял. Он мне сказал: «Передай, чтобы ничуть в этом не сомневался и не делал глупостей. Пусть будет осторожен и никуда из тайги не уходит. Японцы не забывают».

— И это все?

— Да. Еще он просил меня узнать, не нуждаешься ли ты в чем.

— Спасибо, ни в чем. У меня есть ружье, патроны, собака, есть Люй Цинь… Так ты только для этого пришла? Только ради меня?

— Разумеется.

— И пойдешь обратно такую даль, сто ли в один конец?

— Пойду. Я сделала, что нужно, и рада этому. Буду теперь думать о том времени, когда опять принесу тебе наш цветок и скажу: «Ну, Вэй-ту, можешь возвращаться на свою родину, она свободна».

— А разве теперь она не свободна? Ты что-то путаешь, Ашихэ. Ты, верно, хотела сказать, что дорога туда будет свободна?

Она легонько погладила его по волосам.

— Правда, правда. Дорога будет свободна, и ты поедешь в Польшу, где нет ни тигров, ни японцев.

— Ну, если ты можешь ради меня пройти сотни ли по тайге, то и мне можно перевезти тебя через озеро. Да, да, не спорь, я завтра еду с вами в Ханьшоу. Только довезу вас, а в деревню и носа не покажу, ладно? И разреши мне потом принести тебе в Фанзу над порогами…

За островом что-то зашумело.

— Гляди, Вэй-ту, улетают!

Над потемневшим озером, усиленно двигая крыльями, поднимались в воздух лебеди. Только когда они были уже высоко над закатом, их силуэты обрели воздушность, длинные шеи вытянулись, как стрелы, шум полета стал ритмичным и слитным, тени их заскользили по воде, которую морщила легкая рябь, поблескивая сталью, как чешуя карпа.

— Это лебеди-кликуны, — определил Виктор. — Возвращаются на Малайю.

— «Птицы летят на юг, а люди стремятся к счастью» — так поется у нас в песне. О чем ты сейчас думаешь, Вэй-ту?

— Хочу, чтобы ты не двигалась и не отнимала у меня своей руки.

— Хорошо тебе?

— Я будто снова дома, и время остановилось. Завтра вместе поплывем через Цзинбоху.

— Будь по-твоему. Но после этого, Вэй-ту, не пытайся меня увидеть. Не приходи никогда в Фанзу над порогами…

Часть вторая. СТЕКЛЯННАЯ ГОРА

НОЧИ ТИГРОВ

Тринадцатый лунный месяц неожиданно начался снегопадом и вьюгами.

Несколько дней с перевала, как из дымовой трубы, валил на тайгу снежный буран, с грохотом падали вывороченные с корнями деревья. Потом снег покрыл всё, и прочно установилась зима.

Близился да-хань, предвещая жителям тайги лютое время, когда особенно свирепствуют морозы и дикие звери.

Все чаще слышалось рычание тигра.

Охотники и звероловы, — как те, кто охотился за мехами, так и те, кто убивал зверей только ради мяса, — все спешили управиться со своими делами, связанными с концом года.