Лесное море

Сказал и сразу отодвинулся. Не оттого, что сейчас должны были появиться гуси. Нет, до них было еще метров двести и два поворота. Но когда он, шепча, наклонился над черной головкой Ашихэ и почти коснулся губами ее теплого, пушистого, как персик, затылка, на него вдруг пахнуло чем-то девичьим, той неведомой девушкой, что снилась ему порой, а порой занимала все его мысли. Иногда она бывала такая, что сердце замирало и билось белокрылой птицей-тоской, и тогда он тосковал по ней так же, как по матери, как по звукам родной польской речи. Иногда же она бывала недоброй, дразнила неизведанным, и тогда мутилось в голове, темным кипятком бурлила в жилах кровь, и он дурел, как олень во время гона.

Виктор присел на корме, погрузил в воду весло, которым до сих пор правил. Пора было тормозить: они подплывали к последнему повороту, за которым — устье и Гусиное озеро.

В устье ничего не было.

Ашихэ стояла на носу, как зеленый холмик. Виктор — позади нее на коленях, воткнув весло в илистое дно. Из-за последних деревьев они смотрели на Упрямицу, впадавшую в озеро. Она его словно пробивает насквозь, а с другого конца вытекает уже более мощной струей и бежит дальше быстрее прежнего туда, где Виктор и Ашихэ встретились сегодня с семейством тигров.

Озеро было пусто. Но из тростников слева доносился плеск, хлопанье крыльев, шум, какой производят птицы, охотясь за пищей.

Виктор и Ашихэ ждали, настороженно вслушиваясь: гуси это или утки?

Наконец стало слышно гоготанье.

Виктор вытащил весло из ила. Лодка двинулась по течению и остановилась в устье. Через минуту течение стало ее поворачивать, и тогда Ашихэ, что-то приметив, нагнулась вперед, готовясь стрелять.

Виктор, не глядя, по звуку понял, что выстрел попал в цель.

Из тростника, когда там грохнуло, взлетели гуси. Ашихэ выстрелила вторично. Тут уже все тростники затрепыхались крыльями, зашумели тревожным гусиным криком — «спасайся кто может!» Гуси отовсюду стремительно поднимались в воздух, совсем близко, и так много их было, что Виктор не выдержал: схватил винтовку Ашихэ, уверенный, что и пулей собьет на лету гуся. Но затвор заело, а птицы исчезали, и вслед им понеслась брань на польском языке:

— Холера, не ружье!

— Что ты сказал, Вэй-ту?

— Не понимаю, как ты можешь из такого ружья стрелять. Рухлядь какая-то!

— Неправда, винтовка хорошая, трофейная. Надо только знать, что в ней неисправно. Сейчас я посмотрю…

— Не стоит, все равно гусей уже нет. Едем собирать добычу.

Одну птицу выловили без труда, другую отыскали не сразу. Смертельно раненная, она все-таки ушла в камыши и так укрылась там, что они ее увидели только случайно.

Оба гуся были молодые. Ашихэ вертела их, осматривала со всех сторон. Даже убив тигра, она не радовалась так.

— В наших местах их не видать, а Ю очень любит гусятину.

Виктор словно очнулся от сна. Ю! Он совсем забыл о нем. Но вот прозвучало это имя, и рассеялась иллюзия, будто Ашихэ просто его ровесница, одинокая, как и он. Нет, она замужняя женщина. У нее есть этот Ю, она о нем думает, вот радуется уже заранее, что угостит мужа гусятиной, заботится о нем, живет с ним…

Он невольно содрогнулся, представив себе эту пару рядом: невежественного тавыду Ю с тонкой старческой шеей — и ее, молодую, красивую, такую чарующе женственную, несмотря на мужскую одежду и винтовку, несмотря на то, что смотрит она на людей сурово и словно издалека. Что связало ее с Ю?

Правда, он человек почтенный, честный. Но безобразен, как замшелый пень, и грязен, ужасно грязен! И такой прикасается к ней, ласкает, спит с ней! Мерзость!

Эти мысли словно грязнили и Ашихэ, она не была уже той Ашихэ, к которой только что рвалось его глупое, неугомонное сердце!

— Стоять тут незачем, — сказал он, берясь за весло. — Гуси улетели, и ничего мы больше не убьем здесь.

Они поплыли обратно.

Опять полумрак лесного туннеля, но теперь краски свода поблекли и тени над Упрямицей стали гуще. Свесившись за борт, Ашихэ потрошила убитых птиц. Виктор не видел ее лица. Он гнал лодку по течению, работая веслами, насколько в руках силы хватало, чтобы как можно скорее добраться до фанзы.

Но когда вышли на открытое место, Ашихэ пожелала увидеть Цзинбоху, и Виктор направил лодку к проливу, за которым красными отблесками пылала широкая гладь озера.

— Это к западному ветру, — сказал Виктор. — Будут большие волны. Я завтра сам повезу вас.

— Нет, Вэй-ту, это безрассудство! Напрасно ты там и раньше-то показывался.

— Меня там никто не знает. Кого в Ханьшоу может интересовать, кто я такой и откуда…

Он приготовился спорить, но Ашихэ отвечала ему спокойно, вразумительно. Это-то его больше всего и раздражало — ее спокойствие и рассудительность, помогавшие ей всегда находить выход. Точь-в-точь старый Ю! Недаром говорят, что муж и жена, если сжились, становятся друг на друга похожи.

— Ладно, сама увидишь, какой завтра поднимется ветер. А когда река разбушуется, вам с лодкой одним не управиться.