Лесной бродяга. Т. 2

– Глаз белого воина не желал бы видеть здесь ничего, кроме конской туши, а он видит целых три: значит, две лишние!

Эти слова произвели на апачей впечатление внезапно пущенной в них стрелы: оба разом вскочили на ноги и в один голос издали пронзительный вой, после чего стремительно ринулись к подножию холма и скрылись за грядой скал.

– Как черт от ладана! – засмеялся бывший микелет, и в голосе его слышалось столько же презрения, сколько и неприязни, граничащей с ненавистью.

– А ведь ты умно поступил, Хосе, – проговорил Красный Карабин, в котором при виде его исконных врагов снова закипела кровь, а приближение момента, когда придется перейти от слов к действиям, возвращало ему прежнее мужество.

– Виват! – воскликнул Хосе. – Я снова узнаю моего отважного друга! – И он с горячим чувством протянул одну руку канадцу, другую – Фабиану. – Друзья, – продолжал он с воодушевлением, – нет у нас ни трубы, ни рога, но бросим врагам, как бывало, наш смелый вызов, как это подобает трем бесстрашным воинам перед лицом краснокожих псов. Следуйте нашему примеру, дон Фабиан: вы ведь уж приняли боевое крещение и теперь такой же воин, как и мы!

И вот трое друзей, стоя на вершине пирамиды и держась за руки, в свою очередь, издали звук, очень похожий на дикий и грозный воинственный клич индейцев, тот страшный, потрясающий звук, не то рычание, не то крик, который не уступал по своей силе и дикой гармонии грозному, воинственному кличу прирожденных сынов пустыни.

С вершины водопада и с гребня скал, возвышающихся над Золотой долиной, отозвались таким же грозным звуком апачи, а протяжное эхо долины повторило его.

Розоватое сияние, окрасившее восточный край горизонта, предвещало близость рассвета.

Глава XX. Кровавая рука и эль-метисо

Трое осажденных, не теряя драгоценного времени, спешили окончить последние приготовления к бою, ибо мысль о сдаче была теперь ими решительно отброшена.

На ружейные полки засыпали свежего пороха, пороховые рожки и скудные съестные припасы положили под защиту развешанных серапе, все остальное попрятали за камни. Розбуа и Фабиан разместились за каменными плитами, а Хосе занял позицию позади одной из пихт.

– Или победить, или умереть! – заявил Хосе. – Ты, Розбуа, знаешь не хуже меня, что с такими разбойниками несравненно опаснее вести переговоры о сдаче, чем вступать в бой! Вот одна беда, что у нас почти нет съестных припасов, а мне, признаюсь, всегда казалось тяжеленько сражаться целый день и к вечеру не иметь даже чем перекусить, хотя бы самую малость! Впрочем, на службе у Его Величества я хорошо обучился голодать, да и после того, как тебе известно, прилежно продолжаю обучаться этому искусству в пустыне. Вы тоже, – обратился Хосе к канадцу, – привыкли. Вот разве что дон Фабиан… Ну, да и он привыкнет! – весело заключил бравый охотник.

И между нашими друзьями вновь воцарилось молчание, и каждый из них обдумывал положение врагов, соображая, сколько их и кто они.

Между тем метис обнаружил гряду скал, поросшую кустарником и расположенную немного ниже вершины пирамиды, и перед самым рассветом занял эту позицию, к немалой досаде Барахи, пытавшегося уберечь от чужих взоров золотую россыпь.

Растерянный и опечаленный искатель приключений поспешил прежде всего незаметно бросить тревожный взгляд вниз. Каково же было его удивление, когда он увидел, что чья-то заботливая рука прикрыла густым покровом трав и тростников притягательный блеск драгоценного металла.

Бараха еще раз возблагодарил свою счастливую звезду за эту великую милость к нему и стал придумывать средство, как бы незаметно спуститься в Золотую долину и принести оттуда метису несколько самородков как условную плату за свое спасение, не выдав притом своему спасителю местонахождение россыпи.

Кровавая Рука и Эль-Метисо, уверенные в своей силе и ловкости, с презрительным пренебрежением смотрели на как всегда неспешные приготовления индейцев к атаке. Когда же наконец апачи, на горьком опыте познавшие спокойное хладнокровие и безграничное мужество своих врагов, решили, что могут открыть по ним огонь, чувствуя себя в достаточной безопасности за сплошной стеной густых кустарников, Кровавая Рука досадливо стукнул прикладом своего ружья о землю и с нетерпением воскликнул:

– Черт возьми! Пора наконец переходить к делу! Долго ли еще намерены валандаться краснокожие? Если бы не эти проклятые псы, я хочу сказать – индейцы, с их нелепой страстью к скальпам, которая фактически ничего не дает, мы бы просто-напросто потребовали от засевших наверху белых, чтобы они без всяких дальнейших рассуждений выдали нам свое сокровище. А для этого стоит только назвать им наши имена – и все было бы кончено! Мы увидели бы, как они стали бы улепетывать подобру-поздорову, как рыси, выгнанные из своих нор!