Лесной колодец

Огорчало Андрона то, что охладел Витька к рыбалке. Понятно дело, на море живет, надоело такое занятие. Пробовал Андрон будить Витьку на зорьке, когда самый клев. Постучит, как бывало, кончиком орехового удилища в крюковский пятистенок — Витька не вдруг откроет окошко, глаза не может продрать, как курица, которую спихнули с насеста. Головой покачает и рукой махнет, дескать, зря разбудил, иди один. Пришлось сменить тактику. Отвезет Андрон молоко на маслозавод, а потом кличет приятеля.

Сегодня тоже, солнце уже поднялось выше берез, когда размузыкал Витьку. Пока он собирался, Андрон, не видя его, поругивал через открытое окно.

— Все дрыхнешь, как барсук в норе. На-ко, как тебя избаловала тамошняя жизнь! Известно, в городе не пашут, да калачи едят. Ты с меня возьми пример — сколько делов успеваю сделать за утро? Сёдня вот Михайловне тын начал ставить, цельных два прясла затынил. Оттого — настроение.

Витька хохочет:

— С утра успел засахариться!

— Рабочему человеку позволительно, — оправдывался Андрон. — Я же говорю, у Михайловны тын…

Спускаются тропкой к Ворше. Витька идет впереди налегке, только пачка сигарет в кармане. Удочки, котелок, банку с червями — все несет Андрон. К Витьке он относится с почтительной заботливостью. Всей деревне успел рассказать про его успехи, затруднялся лишь должность назвать.

У самого берега над водой стоит белая дощатая будка, в ней насос. Тоже Андроново хозяйство. Пока Витька разматывает удочки, Мотыль пытается пустить насос. Слышно, как он гремит в будке бадейкой, матерится:

— Тьфу, мать твою яры! Техника чертова! Легше бочкой навозить.

Витька закинул удочки, пошел помогать.

— Чего чертыхаешься?

— Не берет. Заливаю в воронку — вода как сквозь дыру уходит.

— Наверно, опять лягушка в заборный клапан попала. Ты иди к удочкам, я сделаю.

Приятно Андрону. Окуни клюют, и дело идет. Витька в технике разбирается, в армии научен. Вон загудел мотор, прыснула вода из контрольного вентиля. Кабы жил парень в Аверкине, оно охотнее было бы.

— Точно, лягушку засосало, — доложил Витька.

— Тварь желтопузая, во всякую щель лезет… Взяло! Тащи!

Витька подсек, окунь сверкнул над самой водой и шлепнулся.

— Э-эх! — вырвалось у Андрона. — Мягше надо было потягивать. Граммов триста будет, — тут же определил он.

— Ну полно! Вот у нас на море по килограмму бывают горбачи. А судаки, ты бы посмотрел, ну, как плахи! Ей-ей! — Не побожившись, Витька и себе не верил. — Представляешь, выловим такого неводом, поставим метку и обратно — шлеп!

— В воду?

— А то куда же!

— Э-эх! — снова выдохнул Андрон, как будто громадный судачина сорвался у него с удочки. — Жалко, поди, отпускать обратно?

— Для науки требуется.

— Да-а, оно конечно… — согласился Андрон. — Что-то клев кончился! Видать, этот, который убежал, предупредил остальную рыбу. Чего смеешься? Хитрая стала она, словно переговариваться научилась… Давай покурим.

Поднялись на берег, кинули на зеленую травку фуфайку. Солнце припекает. Птицы поют. Шмелем жужжит насос. Рядом пофыркивает Андронова лошадь Лыска. Благодать.

— Вот так и живем, Виктор Сергеевич, — начинает разглагольствовать Мотыль. Язык у него размок, теперь не остановишь. — У меня три должности: молоко вожу, воду качаю и водку пью. — Смеется слабым, сиплым смехом. — А что? Верно я говорю? Без поливки и капуста сохнет. Однова живем! Ты тоже, пока в отпуске, не теряй время, гуляй. Видал, дружок твой Васька женился и вота где теперь он у бабы. — Андрон потряс веснушчатым кулаком. — Ревнивая — жуть! Тут перед твоим приездом прокатил он на мотоцикле агрономшу, дак суженая-то войну устроила, изрубила топором сиденье у мотоцикла.

— Ну-у!

— Вот те и ну! Да хоть бы баба-то была потельне́й, а то как плотва сушеная, Тьфу!

— Сам виноват, распустил. Я бы не потерпел. — Витька беззаботно закинул руки за голову.

— Слишком много воли нынче бабам дадено. Прежде не было такого страму, К примеру, Захаровна голос не повысит на меня, потому как чувствует — хозяин! — Андрон изобразил суровость на лице.

Подошла Лыска. Доверчивым, умным взглядом уставилась на людей. Старая каурая кобыла. Наверно, ровесница Витьке.

— Что, Лысанка, одиноко тебе? — Андрон погладил бархатные губы кобылы. — Гуляй, гуляй, ужо вы́купаю. Давно бы тебе каюк без меня. Да-а, последняя лошадка осталась в Аверкине. Все на машинах нонче, а мы, старики, не привычны к машинам-то. Это уж молодые осваивают. Не спишь? — толкнул Витьку в бок. — А не сгонять ли мне на Лысане в лавку? Финансы имеются?

— Валяй, — Витька пошарил в карманах, извлек деньги.

Андрон побежал в будку за уздечкой. На лошадь пришлось его подсаживать, но верхом сидел уверенно. С мальчишеской удалью присвистнул, пришпорил пятками Лыску, и та потрусила нескладной рысью.

Ждать пришлось недолго: всего полтора километра до Шумилина. Витька разделся и лег загорать, вздремнул было, но услышал Андронову брань. Подскакал, как запыхавшийся гонец, прямо с лошади ударил оземь кепкой.

— Зазря сгонял.

— Закрыт, что ли?