Лесной колодец

Орлик ходкой рысью тронулся по деревенской улице к прогону, оставляя за тарантасом легкое пыльное курево. Мария чувствовала в этот момент, как из-за оконных занавесок смотрят им вслед бабы, вздыхают о своих несбыточных желаниях. Было чему позавидовать: молодые, нарядные, они сидели бок о бок в тесном кузовке, как до войны, ехали в гости. Казанская — престольный фоминский праздник. Нет, тогда они пешком ходили: что стоило пробежать семь километров? Первые годы замужества Мария скучала по своей деревне, бывало, так припустит босиком (туфли в руке), что Арсений едва поспевал за ней. В ту пору жила вместе с матерью сестра Катя, ее взяли на фронт, как медичку сельской больницы, там замуж вышла за офицера, живет теперь в Киеве. А мать осталась одна, небось ждет-поджидает желанных гостей.

Дорога нырнула в бор. Сосны заслонили солнце, оно сыпалось сквозь кроны осколками битого стекла, золотило гладкие стволы. Пахло разогретой живицей. Так хорошо, покойно было сидеть в уютном тарантасе, прикорнув к плечу мужа. И как всегда бывает при избытке счастья, порой возникало тревожащее предчувствие каких-то негаданных перемен, но оно быстро приглушалось, не вызывая серьезного беспокойства.

— Пока ты по веники ходила, бабы вовсю распушились у конюшни. Не слыхала?

— Нет. А что?

— Из-за лошадей. Очередь не поделили, кому за кем возить сено. Лузиха дернула граблями Анфису.

— И чем кончилось?

— Написал я номерки, положил в кепку, говорю, тяните жребий, чтоб без обиды. На том и угомонились.

— Тебя больше слушаются, чем Анну Доронину, — с гордостью заметила Марья.

— Сами выбирали, — усмехнулся Арсений. — Я вот еще в партию вступлю скоро.

— Смотри, не хватался бы за все-то враз.

— Надо.

— Не моим умом судить, тебе видней, — согласилась Мария. Ее радовала близость мужа, надежность нынешнего житья. За мужиком, как за каменной стеной, не пропадешь. Взять те же споры из-за лошадей: больше Мария не будет ввязываться в них. Если потребуется привезти сено или дрова, Арсений в любое время запряжет своего Орлика.

Выехали на фоминское поле. Овес зеленым разливом ластился к самой колее, мерин принялся хватать его на ходу, но Арсений подхлестнул вожжой, чтобы с шиком ворваться в деревню. Впереди призывно заиграла гармонь, и сердце Марии отозвалось ей чутким замиранием, как в девичестве; от быстрой езды будто бы утренним холодком опалило грудь. Ребятишки, завидев их, без задержки распахнули ворота. Молодежь уже начала собираться в круг, поближе к гармони; возле домов, на завалинках и скамеечках, сидели старики с цигарками и старухи в ярких платках, приветливо кланялись.

Мать вышла встречать к крыльцу. Маленькая, круглолицая, тоже в ба́ском платке, повязанном домиком, она суетливо хлопотала вокруг подводы, обрадованно приговаривая:

— Наконец-то явились мои долгожданные! Других гостей у меня ведь нет, вы бы пораньше и приезжали. Что же Витюшку не взяли? Поприскакивал бы с нашими ребятами. Не худо бы, и свата Ивана привезли. Лошадь, Арсений Иванович, поставь во двор, там у меня свободно без коровы-то.

Крыльцо покосилось, сама изба покренилась на угол, не видя долгие годы мужского присмотра, а все же лучше родного гнезда нет ничего на свете. Мария первая вбежала в избу, словно хотела убедиться, что все по-прежнему, все на месте. Так оно и было: чистые половики на шероховатом после дресвы полу, кровать, прикрытая лоскутным одеялом, пучок мяты на гвоздике под образами и, как всегда в казанскую, посреди стола — первый пирог-черничник. Бывало, мать накануне праздника давала задание Марии с Катей обязательно набрать поспевающей черники.

Арсений хвалил тещины пироги, спрашивал, где это она раздобыла белой муки. Мать отшучивалась:

— Где взято, про то не велено говорить. У тещи для зятя и ступа доит, а ты тепереча зять-то не простой — в начальстве, тебя надо угощать не кой-чем. Не взыщи, Арсений Иванович, я, как выпью стопочку, так и покружу, может, не дело. Все ли добро-здорово дома-то? Как сват Иван?

— Не жалуется. Все что-нибудь столярничает.

— Я вот тоже в колхозе ударяюсь, время-то, вишь, горячее, неколи от дому отойти. Спасибо, что навестили: погляжу на вас, порадуюсь.

— Собирайся завтра, отвезем.

— Поосвобожусь, на своих двоих прибегу, я на ногу легкая, — похвасталась старуха.

Вдруг примчался сын здешнего председателя.

— Дядя Арсений, папка велел вам с тетей Марусей поскорее прийти, — запыхавшись оповестил он.

— Ступайте, если сам Михаил Кузьмич зовет, — уступчиво рассудила мать.

Прежде Мария за честь бы посчитала пойти в гости к Солодовниковым, теперь у самой муж такой же председатель, ровня. Да и не могла она оставить мать одну.

— Я хочу с мамой побыть, — сказала Арсению. — Сходи один, тебе отказываться неудобно.