— На этом месте мы с тобой встретились, здесь и попрощаемся, — сказала Валентина и сама, должно быть, почувствовала пророческую суть нечаянных слов. Долго с какой-то пытливой придирчивостью смотрела в лицо Арсения, в черных глазах ее копилась пугающая решимость. Вскинула руки, сильно обняла и замерла, сбивчиво дыша за воротничок гимнастерки.
— Ты останешься жив, потому что я буду молить об этом бога, — с фанатичной убежденностью говорила она. — Мы с Павликом будем ждать тебя.
— Всякое может случиться.
— Нет! Не для того я спасала тебя, чтобы потерять. Ты останешься жив…
Она не ошиблась. Ему повезло и в последний год войны. При распределении капитан скомандовал: «Кто умеет плотничать? Два шага вперед!» Ремесло это было хорошо знакомо Арсению — вышел из строя. Определили в желдорбат, восстанавливать мосты.
Пока находился в тылу у немцев, казался навсегда потерянным родной дом. Теперь война шла к исходу, и появилась надежда выжить, все чаще стал думать о семье, вспоминать Задорино. Долго размышлял, как поступить. Если переписываться с той и другой — нелегко совесть гнуть из стороны в сторону. Мария, конечно, считает его убитым, и неизвестно еще, как удастся довоевать. Она законная жена, а Валентина спасла от смерти. Павлик ему такой же сын, как Витюшка. «Сколько ему лет? Шесть, — пытался представить Витюшку Арсений. — В школу скоро. Да-а… А если Мария сыскала другого мужа? — подпугнул он себя. Раньше и в мыслях не держал этого. — В том-то и секрет, что наперед всего не угадаешь — легко было бы жить».
Все же первое письмо послал домой и, как только получил ответ, решил, что настал удобный момент расстаться с Валентиной. Да, они были близки почти три года, но что поделаешь — война. «Пока не поздно, надо остановиться, и так изрядно увяз, — говорил он себе. — Если бы не было Павлика, все было бы гораздо проще».
Здоров и невредим дошел Арсений до Германии. Только здесь его ранило в ногу чуть выше коленки: кость не повредило, могли бы еще отправить после излечения в часть, но, к счастью, демобилизовали.
Через всю освобожденную Европу торопились поезда обратно в Россию. Ехали демобилизованные в первую очередь. Ехали с победой, с песнями, неутомимо наяривали на трофейных аккордеонах — простор душе. Чем ближе подъезжали к родимой стороне, тем многолюдней было на станциях; девушки бросали цветы в распахнутые настежь двери вагонов-товарняков, дарили восторженные улыбки. Май, первая послевоенная весна…
В одном из таких вагонов возвращался домой Арсений Куприянов. Тоже горланил песни, стараясь наравне со всеми быть в ладу с совестью. Когда проезжали Оршу, все-таки всколыхнулось ретивое: оттеснив от дверей молоденького солдатика, еще не снявшего с головы повязку, долго стоял, будто бы отыскивая что-то взглядом, представлялось ему, что Густищи совсем близко, за этими ольховыми и березовыми перелесками, которые хороводили перед глазами, и он мысленно поторапливал поезд, точно ехал тайком. Там покинуто живут Валентина с Павликом, там рано или поздно будет ему проклятие. А может быть, не получив от него ни строчки, считают без вести пропавшим или убитым.
Эта утешающая мысль настолько приободрила Арсения, что, очутившись на своей тихой станции в заволжских лесах, он почувствовал себя недосягаемым, свободным от каких бы ни было упреков и улик, как если бы находился в тридесятом царстве.
Со дня на день ждала Мария либо возвращения мужа, либо вестей от него. Не только полы вымыла, всю избу прибрала, как на пасху. Часто взглядывала на изволок, замирая при приближении случайной подводы. И она и свекор жили словно в каком-то преждевременном испуге, особенно настораживало появление в деревне почтальонки, и даже радовались, что ничего, кроме газеты-районки, она пока не приносит…
Куприяновы обедали. Иван Матвеевич сидел, по обыкновению, против окна, выходившего на реку, он и заметил пыльное курево за березняком. Через минуту выехала к Боярке полуторка, остановилась у мостика: шофер стал заливать воду в радиатор, а кто-то, не дожидаясь, выбрался из кабины и зашагал в гору. На зрение старик не жаловался, но скорее, чем узнал, он догадался, что идет сын, и, недоверчиво прищурив глаза, сказал:
— Мария, кажись, наш Арсений топает?!
Она повернулась к окну и оторопела. За версту узнала бы его, тут совсем близко подошел: пилотка заломлена набекрень, на одном плече — вещмешок, на другом — шинель в скатке, слегка прихрамывает, но руки-ноги целы. Витюшка, не помнивший отца, сунулся под руку Марии, спросил:
— Кто это? Папа?
— Папа! — сорвавшимся голосом ответила она.
— Нечего глазами хлопать, беги встречай, — подсказал дед внуку.