Лесной колодец

Пожалуй, ни разу в жизни не испытывал Михаил такого желания работать, как теперь, он знал любое крестьянское дело и хотел навести полный порядок в хозяйстве, чтобы возвращение матери домой было для нее вдвойне праздником. После завтрака косил траву в усаде, затем поливал огурцы, сколачивал новую калитку, и все это казалось соседям зряшным занятием, потому что знали, как безнадежна Егоровна. Еще более удивились, когда он отправился в лес заготавливать дрова: добрый тракторный воз березы нарезал, привезли с Костькой Лобановым.

Вымыл пол, в кути снял с вешалки старые фуфайки и повесил халат, привезенный из Германии, чтобы сразу он бросился в глаза матери.

Каждый день приходил он в больницу, рассказывал матери, что сделал по дому; Егоровна понимала — напрасные хлопоты, но все же радовала такая заботливость сына. На прощание принес свежих огурцов и большой пакет красных яблок с кулак: в Москве, говорит, покупал. Яблоки райские, на них только любоваться, коли зубов-то нет, спасибо, Михаил раза два тертых приносил в банке.

— Ключ у Евсеевых оставил. Александра соберет огурцы и посолит. Дома все в порядке, не переживай, — говорил он, не зная, чем утешить мать напоследок.

— Ничего и не отдохнул, милый мой, только помучился с дровами да с сеном.

— Осенью приеду на целый месяц.

— Вот и славно, я бы дома побыла с тобой-то, — оживилась Анфиса Егоровна. — Взял ли чего поесть в дорогу? Ребятам-то надо бы по гостинцу от баушки, купи хоть конфет. Так бы и глянула я на них. Тоне поклон передавай.

Помолчали в сосредоточенной задумчивости. Анфисе Егоровне сделалось страшно от мысли, что она последний раз видит сына, обида удушливой горечью поднялась к горлу. Она понимала, что сына нельзя удержать, поскольку у него есть какой-то более высокий долг, который ему необходимо исполнять в заграничной службе. Она мать, она привыкла к терпению, долго ждала сына, теперь снова будет ждать, до самого последнего мгновения в ней будет теплиться надежда.

Он трижды поцеловал ее и распрямился, сурово сведя к переносице брови.

— Выздоравливай, мама. Скоро приеду.

— Храни тебя господь! — с трудом вымолвила она.

Глаза застлало слезой. Сын уходил, уже по коридору удалялись его шаги. Встать бы, крикнуть, остановить. Нет силы. Пусто в истомленной груди, будто выпустили из нее весь воздух. Белый свет туманится в глазах. Долго ли еще маяться в этой палате? Хоть бы на денек домой-то, почему-то больше всего хотелось взглянуть на кладницу березовых дров, заготовленных Мишей…

ПОД ОДНОЙ КРЫШЕЙ

1

Почти в центре города сохранились деревянные домишки, в мае здесь совсем по-деревенски цветут яблони, зеленеет на грядках лук, кудахчут в сарайках куры. В одном из таких домов проживают две семьи, и напоминает он с фасада лицо человека, у которого половина тела разбита параличом, а другая вроде бы здоровая. Левую половину, если смотреть с улицы, занимают пенсионеры Перфильевы: Василий Тихонович с женой Степанидой Егоровной. Забор с этой стороны, что крепостная стена, доска к доске подогнана — комар носа не подточит, только пропилена узкая щелка для писем; конверты в нее еще просунешь, а газету — трудно: почтальонка каждый раз мучается. На калитке, покрашенной желтой охрой, сверкает железная пластинка с надписью «Осторожно — злая собака!», хотя никакой шавки у Перфильевых вовек не бывало, да и сама калитка всегда заперта. Свою половину дома Василий Тихонович основательно подновил белилами и красками, начиная с наличников и кончая крышей. Словом, во всякой мелочи здесь чувствовалась хозяйственная рука. До выхода на пенсию Перфильев работал кладовщиком в ЖЭКе. Сосед, Алексей Журавлев, как-то в хмельной откровенности прямо сказал ему, мол, что не красить, если государство помогает. Василий Тихонович сердито ответил на это:

— Ты не больно бросайся словами. Двадцать годиков проработал на складе, значит, к рукам не прилипало.

У Алексея Журавлева все по-другому: не цветут в саду яблони, не кудахчут на задворках упомянутые куры, зато мотоцикл стоит в сарайке; пожухла, облупилась краска на крыше, зато торчит над ней замысловатая, собственного изобретения телеантенна. Калитка совсем слетела с петель, бывало, Славка идет из школы или с гуляния, пнет ее ногой, так что она отскочит с визгом — весь в батьку размахай.

Еще года три назад стали поговаривать, что Голубятная улица пойдет на снос; с тех пор Алексей ни гвоздя не вбил по дому. Других забот хватает, семья не мала: трое ребят. Славка перешел в седьмой класс. Валерка — в четвертый, Андрюшка пока в садике. Беспокойная семейка, Василию Тихоновичу просто беда от таких соседей. Не успеют созреть яблоки — Журавлевы ребята тут как тут, никакие заборы не держат их, мазуриков. Стоит сходить на минуту в магазин — моментом заберутся. Славке, было дело, напихал в штаны крапивы, чтобы не шибко сладкими казались чужие яблоки.