Лесные диковины

клеем. Но добавлю еще вот что. Часто в дереве

попадаются пробоины, ямки, дыры, которые нужно заделать. Я

поступаю так: беру вату, мочу ее клеем БФ2 и заделываю ею

дыры и выемки. Затем посыпаю эти места мелкими

опилками и даю засохнуть. Можно заполнить промежутки

смесью столярного клея и опилок, а еще лучше сделать из

них пасту, которой можно замазывать швы.

— Алексей Михайлович! Ваши многие фигурки

блестят — как добиться этого?

— Это последний процесс работы. Дерево крепко

выглаживается костяной палочкой, приобретая вид

драгоценного материала. Но делать это можно только

с крепкой древесиной. Рыхлую древесину следует

пропитывать жидким раствором клея. Китайцы пропитывают

дерево олифой. Оно становится тяжелым и еще более

прочным... Ну, мои друзья, как будто бы обо всем

переговорили. Вопросы еще есть? Как видно, нет?

Раздался нестройный хор:

— Спасибо... До свиданья... До свиданья...

— Ребята! Ребята! Задержитесь на минуту. Совсем

забыл: а что нужно для работы, я и не рассказал. Ну

ладно, слушайте стоя. На прогулку всегда берите с собой

топорик и маленькую ножовку. Для них лучше сшить

футлярчики. Ну конечно, надо иметь перочинный нож. Дома

вырезать корни лучше всего специальными ножами. Они

продаются в хозяйственных магазинах... Для

просверливания дерева нужны буравчики разных размеров,

рашпили для обточки тех или иных мест, наждачная бумага для

сглаживания срезов сучков... Ну, пожалуй, вот и все...

И теперь уже по-настоящему до свиданья!

Был ясный летний день. За огромным окном

мастерской виднелись очертания окраин города, а за ними

тянулись неясные дали, уводящие воображение далеко, к

цветущим лугам и рощам.

Большая форточка была открыта, и в нее поминутно

врывались радостный писк и щебет стремительно

кружащих стрижей и ласточек, которые концами сво»х острых

крыльев почти касались стекла.

На полках стояли рядышком деревянные фигуры из

корней и сучков. Им было явно тесно. Они боялись даже

шевельнуться, чтобы не толкнуть друг друга.

Несмотря на то что днем вещи разговаривать

воздерживаются, между фигурами шла оживленная беседа.

— Друзья! — говорила крылатая антилопа.— Когда

художник доделывал мне уши, он просто не обратил

внимания, что я трехнога. И действительно, стоит ли об этом

говорить, когда у меня, кроме ног, имеются собственные

крылья!

Антилопа даже попыталась помахать крыльями, и, хоть

они были неподвижны, ей казалось, что она в любую

минуту может вспорхнуть и умчаться вместе с ласточками и

стрижами.

— На что тебе крылья?—мрачно заметила сова.—

Даже я своих поднять не могу.

Она всегда во всем видела плохое.

— Ну, знаешь, об этом не спрашивают! Ведь бывают

же летучие мыши — отчего же мне не быть летучей? —

отвечала антилопа.

— Ты, антилопа, говоришь глупости! — заметил

лось. — Наше призвание — не летать и не бегать, а стоять

на месте и радовать человека...

— Это верно, — добавил испанский бык. — Но,

друзья, пока мы живем одной общей дружной семьей.

Каждый раз, когда художник приходит в мастерскую, как

ласково и нежно он смотрит на нас...

— Это он смотрит на меня, — перебила мартышка.

— Ну, нет! — продолжал бык. — Мы все ему

одинаково милы.

— Конечно, все, — подтвердили остальные хором.

Бык снова заговорил:

— Но не вечно же мы будем стоять тут! Почти все

произведения художника в конце концов уходят из

мастерской. Куда — мы не знаем. По-видимому, и мы

разойдемся по разным домам. Попадем к разным людям, чтобы

украшать их жизнь. Скажу откровенно: я бы хотел

попасть к музыканту. Я еще в лесу прислушивался к шуму

ветра на вершине сосны, корнем которой я был, и с тех

пор полюбил музыку. Ах, как хорошо она шумела!

— Да разве шум ветра — это музыка? — возразила,

вмешиваясь в разговор деревянных фигурок, фарфоровая

собачка с другой полки (она всегда любила вставить свое

словечко, даже когда ее не спрашивали).

— О, конечно, это музыка! — воскликнули хором все

деревянные фигурки.

— Да, это особая музыка, — сказал лось. — Вот хотя

бы около моего дерева по парку бежал ручеек, совсем

близко от меня. Я часто слушал его простую песенку. Он

пел не хуже любой птички. Ах, как хорошо он пел, и это

тоже была музыка!

Лось замолчал.

Разговор на время затих. Все вспоминали те песенки и

звуки, которые слышали, когда еще жили в лесу. И всем

стало немного грустно — захотелось снова побывать там.

— Друзья, продолжим разговор, — прервал молчание

страус.— Я бы хотел украшать стол писателя. Он глядел

бы на меня, вспоминал лес и больше писал бы о природе.

— А по-моему, неплохо порадовать глаз любого

человека в любой семье. Ведь художник и делал нас для

этого... — снова заговорил лось. (Он был сделан из корня

старого дерева и на своем веку много видел и много

знал.) — Но не лучше ли всего, друзья, хотя бы кому-то из

нас попасть в музей или Дом пионеров? Вот и

посмотрели бы тогда люди, как можно делать интересное даже

из ненужных человеку старых корневищ.

Верблюд стоял молча. Он одним ухом прислушивался

к разговору и думал о превратностях судьбы.

— О да! — сказал он многозначительно. — Слушайте,

что я расскажу. Вот был я деревом, рос долго. Сначала

был свеж и крепок. Однажды разразилась страшная