Лесные качели

Шеф заглянул. Я ему схему показываю, а он пальцем по столу водит, водит и нос кривит.

— Пыльно, — говорит, — у тебя, душно. Хоть бы форточку открыл, что ли. А то сидишь тут, как крот какой-то. Вон и паутина тоже…

Сказал и прочь пошел, а я от удивления даже работать не могу. И что это его, думаю, на чистоту потянуло? Никогда он этим особенно не интересовался.

Ближе к обеду Графиня пожаловала. Шаркает у меня за спиной и вздыхает.

— Что делается! — вздыхает она. — С ума сойти, что делается!

Оглянулся я на нее, а она стоит, скрестив на груди голые ленивые руки, и ее наглые телячьи глаза лениво скользят по моей фигуре. Посмотрел я на нее и вдруг как прозрел. Ба, да она же красавица! Были рыцари, торговцы, землепашцы, были поэты, жрецы, звездочеты, были певцы, циркачи, паяцы, и еще… и еще были просто красавицы. Есть дворники, милиционеры, кондукторы, есть артисты, писатели, художники, есть физики, инженеры, пилоты, и еще… и еще есть просто красавицы, красавицы и только, обыкновенные красавицы.

— Что же такое делается? — спросил я, невольно краснея под ее настойчивым взглядом.

Она томно потянулась, и блаженная усмешка проползла по ее лицу.

— Сидишь тут, как жук навозный.

— Это кто жук?..

— Сам и жук, пыльный жук, грязный жук, — и она вызывающе глядит прямо мне в глаза.

Я вскакиваю и подлетаю к ней, она делает шаг мне навстречу и, скосив глаза мне на переносицу, вздыхает.

— Убирайся отсюда! — говорю я.

— Ну и подумаешь!.. — обижается она. — К нему, как к человеку… Красавчик!

— Убирайся, убирайся, — я хватаю ее в охапку и выставляю за дверь. — Иди, жалуйся в партком.

— У меня теперь другая подруга, совсем не из парткома, — обижается она, но я уже захлопнул дверь.

Взглянул на часы — без пятнадцати два, а в два начинается обеденный перерыв в ближайшем гастрономе. Я быстро вымыл руки, сбросил свой серый халат, быстро закрыл дверь и, держа ключ в руке, побежал по своему серому коридору, выскочил на улицу и отшатнулся…

Это было солнце, оно бросилось мне навстречу, ключ выпал у меня из рук и звеня поскакал по булыжной мостовой, и черные и разноцветные круги заходили перед глазами, а ключ вдруг встрепенулся и поплыл в зеленых кругах, как яркая рыба.

— Вот-вот… — протяжно сказала Графиня и, плавно нагнувшись, подняла ключ и вложила его мне в руку. — То-то и оно… — пропела она, и ее черная тень медленно проплыла между мной и солнцем. Я было поднял руку, чтобы задержать ее, но она засмеялась, задрожала и рассыпалась в солнечном тумане. А я все стоял, не поднимая глаз, и множество ног промелькнуло перед глазами, а среди них маленький деревянный кузнечик с золотыми тарелочками на лапках стоял неподвижно, настороженно… Но вот ноги кончились, тарелочки с тихим звоном ударились друг о друга, и кузнечик медленно пополз по асфальту… Не знаю, кто вез его и куда я шел за ним.

Очнулся я вдруг… Перед глазами уходил в небо и растворялся в нем голубой купол татарской мечети. Волнение было сильным, беспомощным и тоскливым, как во сне.

Бывают образы, фантазии или кошмары, которые иногда возникают в нашей памяти, и мы с пугливой тоской узнаем их и сразу же прогоняем, а они с привычной покорностью уходят прочь. И мы не можем с точностью сказать, случилось ли это когда-нибудь на самом деле или это только уже давно повторяющийся сон. Большей частью это какие-то сильные или стыдные потрясения детства, о которых мы с чисто детской инстинктивностью сразу же постарались забыть, потому что справиться с ними нам было не по силам; или страхи и кошмары, которых мы так и не смогли побороть; или какие-то видения и явления, смысл которых так и не смогли постичь; или образы и ситуации из прочитанных книг, которые так вошли в наше сознание, что и не скажешь точно, было или не было.