Лесные качели

Один опытный психиатр, которого Натан посетил тайком, посоветовал ему больше заниматься спортом и женщинами. За первым дело не стало, спортом он занимался всю жизнь и превратил это занятие в свою основную профессию. А вот женщины?.. С женщинами было сложнее. Той единственной возлюбленной, о которой каждый мечтает с детства, у Натана не было, а остальные женщины его не очень-то интересовали. Скажем больше, женщин Натан просто-напросто не любил. Но, следуя предписанию врача, стал уделять этому слабому и никчемному полу определенную дозу своего внимания. И тут, к его великому изумлению, дело обернулось в его пользу. То есть, совершенно того не желая, не заботясь и не стараясь им понравиться, он стал пользоваться у женщин большим успехом. Может быть, тут сыграло определенную роль его равнодушие к слабому полу, которое позволяло ему расслабляться в присутствии женщин, скучать и капризничать. Но факт был налицо, иные женщины липли к нему, как мухи. Казалось бы, его больное самолюбие должно было получить некоторую компенсацию, но не тут-то было. Стоило ему всерьез заинтересоваться какой-нибудь особой, как она тут же теряла к нему всякий интерес. И чем больше он старался, тем заметнее она к нему охладевала, обманывала, капризничала или просто издевалась над ним. Ему же ничего другого не оставалось, как в очередной раз анализировать свои ошибки и просчеты и придумывать все новые стратегические маневры для покорения своего объекта. Но чем больше он старался, тем плачевнее были результаты. Он ухаживал за объектом по всем правилам хорошего тона, развлекал анекдотами, водил в кино, но желанного контакта не добивался никогда. Сам того не подозревая, он совершал все ту же свою постоянную стратегическую ошибку: в отношениях с женщинами он не думал о самой женщине, не чувствовал ее, не ощущал. Он заботился только о своем образе и том впечатлении, которое он хотел произвести на объект своего внимания. То есть опять же думал только о себе.

А в последнее время, преодолев свое косноязычие, как видно, в результате общения с определенным типом женщин, которые его любили, он стал чудовищно болтлив. У него была хорошая память, и он мог часами с увлечением рассказывать о пингвинах, Бермудском треугольнике, йогах, носорогах и прочих новомодных увлечениях. Он мог часами изводить свою жертву пространными монологами, совершенно не замечая, что это интересно только ему самому. И если кто-то пытался встревать в его монолог, он нетерпеливо перебивал собеседника и продолжал вещать в полном одиночестве. Слушать он не умел и не любил, и, если кто-то переговаривал его в компании, он называл такого человека занудой, сторонился, избегал. Почему-то он искренне полагал, что говорить, вещать должен только он один. Он мог часами упиваться своим красноречием. Конечно, он уставал, у него потом болела голова, как с похмелья, но он был вполне доволен собой и недоумевал, почему недовольны некоторые из его слушателей. Он так старался для них, так выкладывался весь вечер…

При всей своей эрудиции он был, по верному определению Светланки, просто занудой. Но он не знал этого, он очень любил себя и недоумевал, почему весь мир не восхищается им.

6

Детей Егоров все еще заметно сторонился. Они повергали его в замешательство. Отдав распоряжения по хозяйству, он спешил на скамейку возле кухни и сидел там рядом с Настей. Они представляли собой довольно колоритную пару. Оба отрешенные, непроницаемые, замкнутые, они выпадали из окружающей их действительности.

Но постепенно стал он из своего укрытия вылезать.

Сначала робко и осторожно подсматривал он за детьми. Потом стал прогуливаться по территории лагеря, исподволь, как бы невзначай, приглядывался да прислушивался. Вдруг, неожиданно для самого себя, остро реагировал на какое-нибудь событие и тут же убегал прочь, будто испугавшись чего-то.

Вот он, в сопровождении Зуева, подошел к беседке, где под руководством Таисии Семеновны дети играли в пословицы.

— Без труда не вынешь и рыбку из пруда! Любишь кататься, люби и саночки возить! — выкрикивали детские голоса. И вдруг: — Что с возу упало, того не вырубишь топором, — сказал кто-то басом.

— Петров, прекрати! — сказала Таисия Семеновна.

— Сапоги надо чистить с вечера, чтобы утром надевать их на свежую голову, — сказал Петров.

Хохот Егорова был такой громкий и неожиданный, что озадачил не только детей, но, в первую очередь, его самого. Смущенный, он поспешил удалиться. Дети глядели ему вслед.

…Группа детей окружила сосну. Трясут ее, швыряют вверх камни. На сосне белочка.

— Зачем вы это делаете? — вмешался Егоров.

— Она же ничья, — выпалил один из малышей.

— Как это ничья?! — воскликнул Егоров.

Дети мгновенно разбежались. А он еще долго не мог успокоиться и все искал подходящий ответ глупому мальчишке.

Дети интересовали его все больше и больше. Особенно раздражали его любопытство «продолговатые», и теперь, прогуливаясь по территории лагеря, он с интересом поглядывал в их сторону.