Лесные качели

Физрук Натан озабоченно расхаживал по спортивной площадке с рулеткой в руках. Он измерял какое-то расстояние, вбивая колышки, — готовился к заключительной спартакиаде. Ярко-синий тренировочный костюм плотно облегал его тучноватое тело. Коротковатые руки были напряжены, как у борца или тяжелоатлета, будто бицепсы мешали им спокойно висеть вдоль тела, они напоминали ласты у пингвина. Натан весь напоминал пингвина. Такой же важный, деловой и значительный, он озабоченно и энергично расхаживал по лагерю, то и дело поглядывая на секундомер. Объясняя какое-нибудь упражнение, он решительно подходил к снаряду, брусьям или перекладине, делая энергичный жест, набирал полную грудную клетку воздуха, замирал на несколько секунд с суровым и мужественным лицом, потом шумно выпускал воздух и только потом уже на словах объяснял, как надо делать упражнение. По всему было видно, что он очень гордится собой, любуется и добродушно предлагает каждому разделить с ним это удовольствие.

Каждый раз, встречаясь с физруком, Егоров испытывал какое-то замешательство и неловкость, которые, как видно, были обоюдными. Физрук относился к нему с явным вниманием, предупредительно и галантно, но Егоров не раз ловил на себе его настороженный и недоверчивый взгляд. Как видно, физруку было не вполне ясно его, Егорова, к себе отношение. Вообще он был крайне обидчивый и мнительный.

Вот и теперь они поздоровались. Натан будто силился что-то сказать, Егоров с готовностью приготовился выслушать его… Наступила неловкая пауза…

— Привыкаете, — сказал Натан, — ну-ну…

Больше он ничего не сказал и только озабоченно взглянул на секундомер. Продолжая путь, Егоров чувствовал на своей спине настойчивый взгляд физрука.

Вот Анина читает книгу. Настя вышла из кухни с ведром. К ней подошел Слава, взял ведро и понес. Все удивленно посмотрели им вслед. Но каково же было их удивление, когда Слава сел рядом с Настей на скамейку и стал чистить картошку! Все посмотрели на Анину, но та только ниже склонилась над книгой.

— Слава, ты разве сегодня дежурный по кухне? — принципиальным тоном обратилась к Славе Таисия Семеновна.

— Нет, — отвечал тот. — Настя тоже не дежурная.

Таисия Семеновна нервно прошлась по лагерю. Подошла, к Анине.

— Ты что читаешь? — нежно спросила она.

— «Большие надежды» Диккенса.

— Хорошая книга, — и Таисия Семеновна ласково потрепала девочку по голове.

Озабоченно потирая руки, она еще раз прошлась по территории. Навстречу ей попался Егоров, и они разминулись.

— Пошел купаться Уверлей, Уверлей!.. — выкрикивали детские голоса.

Чистить картошку Слава, конечно, не умел и даже не пытался уметь. Он просто совершил решительный поступок и теперь находился в смятении, ждал результатов. В том, что они последуют, он не сомневался.

Сколько сил подключилось оказывать на него воздействие! Таисия Семеновна с ее манией понимания, с ее влезанием в душу, с поощрениями и укорами. Зуев, который травит его неизвестно за что. Наконец, возвращение Анины, ее молчаливый, воздушный, прозрачный укор: как бы достоинство, сдержанность и широта — смотри, мол, какое сокровище потерял!..

Нельзя сказать, чтобы Слава успешно со всем этим справлялся. Как ни странно, легче всего ему удалось пережить возвращение Анины. Чем-то вдруг отвратила его ее безукоризненность и безупречность, ему было скучно и неловко видеть ее.

От Таисии Семеновны можно было отмахнуться.. Но вот Зуев со своей свитой, безусловно, подавляли Славу. Они-то и были для него общественным мнением, той силой, переступить которую нужна уже смелость, решимость и мужество. Последнего ему явно не хватало. Раньше все давалось ему даром, само собой.

Слава растерялся, и Зуев пользовался его растерянностью. Временами Слава готов был предпочесть Насте его дружбу и одобрение. Но эта готовность и не нужна была Зуеву, а лишь поощряла его преследования, питала их.

Но когда рядом оказывалась Настя — Слава забывал обо всем, и снова ничего, кроме нее, для него не существовало.

Какой-то визг прервал его размышления. Настя вскочила, опрокинула ведерко с водой. У ног ее валялась дохлая змея. Кто-то из мальчишек, пробегая мимо, подбросил эту змею ей в подол. Кто именно, понять было невозможно, мальчишка был весь в зеленых листьях.

Славка было погнался за ним, но не догнал.

Для Анины начались страшные дни. Она не поднимала глаз от книги, но видела все вокруг с беспощадной, жестокой трезвостью. Жалкие, ничтожные люди корчили перед ней свой бездарный спектакль. Играли халтурно, небрежно, самодовольно, лгали, злословили, злорадствовали — и еще предлагали ей принять участие во всей этой жалкой возне, сыграть для них роль Русалочки. Как бы не так! Даже своей болью, отвращением, даже своей брезгливостью Анина не поделится с ними. Она пройдет мимо и ничего не заметит. Лгут, предают, пакостят, мстят, калечат друга друга и еще все это называют любовью. Да если она такая, эта любовь, то она ей не нужна даром. Она, скорее, погибнет от голода, но не станет есть эту мертвечину, эту падаль… Так думала Анина, исподтишка разглядывая толстые белые ноги в стоптанных башмаках.