Лесные твари

И даже показалось на мгновение Степану, что моление его возымело силу. Что разорван совершенно Демон-червь, разметан на шевелящиеся отвратительные части, что показался освобожденный Демид. Но нет… Лесные, при всех своих усилиях, не могли доставить значительного вреда демону, ибо не было у него единого тела. Черви, отброшенные в сторону, ползли обратно. Они снова сливались, поднимались на новообразованные ноги и разили новыми руками и щупальцами без пощады. Один Лесной тихо вскрикнул, разломленный пополам и начал медленно истаивать в воздухе призрачным зеленоватым дымом. Еще один… Лесные гибли. А червь был неуязвим.

И не мог он быть другим. Ибо существовал столько, сколько существовала Земля, и впитал всю силу ее, и не имел сомнений в своей единственной цели – проснуться, и насытиться, сожрав всех, кто считает себя хозяином в этом мире, и снова погрузиться в спячку – до нового Прилива.

Дикий рев разнесся над поляной. Вопль разъяренной лесной кошки был в этом звуке, и басистое рявканье медведя, и еще что-то тоскливое, ужасающее, и вместе с тем почти человеческое. Степан оглянулся и волосы дыбом встали на его голове.

То, что ворвалось в Круг, нельзя было представить даже в кошмарном сне. Длинное огромное тело, покрытое в нижней своей части мокрой, висящей грязными космами шерстью, было согнуто невероятным образом под прямым углом вверх. Существо напоминало кентавра: из медвежьего туловища, вальковато трусившего на четырех когтистых лапах, росла грудная клетка обезьяны – со вздувшимися, как у культуриста, буграми мышц, с кошмарно длинными руками, достающими до земли и порою помогающими бежать задней половине – прыжками, на обезьяний манер. А голова твари была кошачьей. Оскалившаяся пасть огромной кошки – то ли барса, то ли леопарда – вопила так, что закладывало уши. Желтые глаза сверкали огнем неукротимой ярости.

Степан упал ничком. Ему показалось, что сам дьявол вырвался из ада, дабы помочь Червю в богопротивной его работе. Чудовище прыжком перемахнуло через Степана и приземлилось у шевелящейся кучи дерущихся с Червем лесных тварей. И разметало их ударами могучих лап в разные стороны, как ворох старого хвороста.

Оно схватило обезьяньими руками бесчувственное тело Демида, полуоблепленное клубками червей, и подняло его вверх – безо всякого труда. Ноги медведя пришли в движение и понесли монстра к центру Круга. К огню, что в человеческий рост поднимал синий конус свой на пересечении черных теней.

Лесные бросились вдогонку, но соревноваться в скорости с монстром было трудно.

И клубки червей, валяющиеся там и сям на траве, шевелящиеся безо всякого смысла, вдруг выстроились в полосы, извивающиеся, как змеи, и поползли за ними.

"Кентавр" затормозил у самого пламени – так резко, что когти выдрали клочья дерна. И аккуратно, даже нежно, поставил Демида в самое пламя.

Степан закричал. И еще один голос пронзительно завизжал, когда пламя охватило Демида и скрыло его с головой.

Лека. Это была она.

Чудовище медленно повернуло кошмарную свою голову на крик.

– Лека, чего орешь? – проскрипело оно. – Заткнись. Раньше орать надо было!

Визг Леки резко оборвался.

Тишина нависла над поляной. Слышно было только шипение. Это черви подползали к пламени, валились в него, пузырились и лопались во всепожирающем ледяном огне.

***

Демид лежал на земле. Лежал неподвижно, закрыв глаза, и, кажется, даже не дышал. "Кентавр" вынес его из центра Круга. И бережно положил здесь, у подножия старого дуба.

– Он умер? – спросил Степан.

– Ты, в натуре, думай, че говоришь-то, пень христианский! – голос монстра мало чем отличался от звука бензопилы, наскочившей на гвоздь. – Ежли он того, концы отдаст, то вам, людям, вообще кранты. Хана вам будет с музыкой, век воли не видать!

Степан недоуменно полез пятерней в затылок. Никак он не мог предполагать, что сказочный зверь будет выражаться, как блатной на тюремных нарах.

Червей больше не было, они сгорели в синем пламени Круга. Демиду этот огонь не нанес никакого видимого вреда.

Кроме того, пожалуй, что он был мертв.

Демид был мертв совершенно определенно, и уже достаточно давно. Степа опустился на колени и взял запястье Демида в свою руку.

Пульса не было.

– Он умер, – сказал Степан. Слезы побежали из глаз его.

– Братан! – произнес кошкообезьяномедведь. – Я бы тебе в лоб дал за такие слова. Но ты – человек, тебе простительно. Ты единственный человек здесь, и для тебя есть работенка. Только ты можешь сделать ее. Она мерзкая, эта работенка. Но ты должен справиться.

– Что? Какая работа?

– Открой рот.

Степан послушно открыл рот.

– Да не свою пасть, пентюх! Его открой рот. Демида!

Степан трясущимися пальцами надавил на подбородок Демида и опустил его нижнюю челюсть.

– Крест теперя свой сымай!

– Крест?! Я не могу… Да кто ты вообще такой?!

– Сымай, сказал, фраер! Чо конишь-то? Время не резиновое!

– Снимай, Степа, – тихо произнесла Лека. – Он знает.

Степа, путаясь в цепочке, потянул крест через голову.

– В рот ему теперя крест свой засавывай. И смотри, не вздумай рот его закрыть! Что бы ни случилось!