Лесные твари

Степа повернул голову назад – как собака, не вставая с четверенек.

Демид. Тоже мне, сосед. Понаехали всякие из города. Хорошо им там, жируют в своих совместных предприятиях, доллары гребут. А мы тут, в деревне, работай без продыха, корми всю эту ораву.

– Полетела.

И снова уткнул полосатую физиономию в железки. Демид вызывал раздражение. А если говорить честно, ревность. Жгучую ревность. Чем Степан хуже его? Почему Лена, такая чудесная и чистая девушка, живет с этим типом – вертким, подозрительным, с обшарпанной криминальной рожей? Говорят, что Демид – научный сотрудник, преподаватель в университете. Но с виду он больше похож на бандита с большой дороги. Степан не хотел бы встретиться с ним вечером в темном месте.

– Вторая заклинивает? – Демид присел рядом на корточки.

– Ты откуда знаешь? – Степа глянул злобно. Лезут тут всякие с советами.

– Вижу. Сколько раз собирал?

– Третий раз уж. Бесполезно…

– Само собой. – Дема сохранял полную серьезность. – Кто ж на земле-то работает? Да еще вниз башкой? Ты так не только трактор, но и самолет в траве растеряешь.

– Слушай, ты! – Степан вскочил, сжав кулаки. – Катись отсюда, а? Не вводи во грех! Дай поработать спокойно!

– Поработать… – Демид шарил глазами по траве, даже не удосужился встать с корточек. – Поработать хочется… Чертовски… Ага, вот он!

Он выудил из жесткого пучка пырея маленькую блестящую детальку, держал ее в щепоти, разглядывал.

– Он самый. Шарик фиксатора. Маша-растеряша. Ключ на двенадцать дай.

Степан оторопело сунул в руку Демида гаечный ключ. Дема уселся на брезент по-турецки и принялся за дело, насвистывая под нос. Работал он не спеша, но нужные детали словно сами прыгали ему в руки. Через двадцать минут коробка была собрана.

– Готово. – Демид повернулся к Степану и улыбнулся. Физиономия его теперь была такой же пестрой расцветки, как и у Степана. – Хороший тракторок, между прочем. Если насиловать не будешь, лет десять протянет.

– Спасибо. – Степан протянул руку Демиду. – Ты, я смотрю, разбираешься. Надолго приехал?

С задней мыслью, конечно, вопрос. Если уж этот Демид такой специалист в механике, попросить его наладить циркулярку. И шкив у генератора в сарае на ладан дышит. А что – все равно Демид ничего тут не делает, пускай хоть какая польза от него будет. Кстати, и бензопилу перебрать бы не мешало…

– Ты планы-то подожди строить, – Дема насмешливо блестел глазами – словно мысли читал. – Я тебе, конечно, все могу сделать. А чем расплачиваться-то будешь? Сельхозпродукцией?

– Ну как? – Степа не ожидал такого поворота. – В каком смысле – расплачиваться? Мы ж соседи. Да и коллеги, в некотором роде – оба университет закончили. Просто по-христиански, в конце концов… Неужто не поможешь?

– Ладно, ладно, шучу я. – Дема примирительно помахал рукой. – Только оплаты все равно потребую. Информации потребую. Знать мне кое-что нужно.

– Об Елене, что ли? – догадался Степан.

– И о ней тоже. Ты водки-то, поди, не пьешь?

– Бог миловал. Не потребляю зелье проклятое.

– Тогда кваску тяпнем. Пойдем в холодок, а то у меня уже мозги от жары расплавились. Поговорить нужно.

***

Неизвестно, откуда о сем факте прознал Демид, но квасок у Степана действительно был. Отменный квасок, прохладный, забористый, с хренком. По первой кружке хватанули залпом – аж зажмурились, так в нос шибануло. Вторую кружку пили не спеша.

– Квас-квасок, мирское пиво… – произнес с растяжкой Демид. – Ты ведь, Степан Борисыч, человек образованный. Тебе бы людей учить грамоте, истории, философии. А ты землю пашешь. Где ж тут историческая правда?

– А в том правда-то и состоит! – Степа болезненно дернулся – не первый, видать, Демид пнул в больное место. – И образование мое вовсе не мешает мне труд свой к землице-матушке прикладывать. Ведь сила-то вся от земли идет! И сам Лев Николаич, бывало, за сохой хаживал. А, кроме того, нравственность народная… Кто о ней радеть будет, если не мы – волей божьею просвещенные? Ведь до чего духовность народная запущена – оно и смотреть-то больно!

– Тебе, мил человек, больше пристало бы духовную семинарию закончить, – сказал Дема. – Ведь нравственность от перекосов выправлять – удел священника, а не тракториста.

– А вот это ты зря! Ведь ты вспомни, кто до революции-то за порядком в сельской общине следил? Не поп-батюшка, никак нет. Сам народ обычаи берег, традицией жил, не допускал богохульства и безобразий. Что было хуже осуждения народного? Пожалуй, ничего. Как мирянину в селе показаться, если он вечор был выпивши, куражился и сквернословил? Шел после этого он по околице, глаз не подымая, грех свой ощущал и замаливал. А нынче? С тринадцати лет уж водку пьют, с пятнадцати лет все девчонки брюхаты. Вот уж поистине – грехи наши тяжкие!

– И что же собираешься ты предпринять в условиях такого всеобщего падения нравов и разврата?

– Только образом жизни своей могу я пример подавать…