– Отчего ж? – Кикимора обиженно засопел сломанным своим носом. – Вы, гражданин начальник, мне лишнего не шейте. Пачпорт мне этот дали, когда я в семьдесят восьмом с Воркуты освобождался. Фицияльно. Я, может, оно понятно, и хотел бы тогда себе годков сбавить, чтоб вопросов поменьше было, да ведь не дали. Сказали: "Вы, гражданин преступник Шагаров, проходите по уголовным бумагам аж с двадцать пятого. Шесть судимостей, значится. А косите, что вам только тридцать лет будет." Ну, я им: "Вот и пишите, что я в двадцать пятом народился". Ведь я ж не мог им сказать, сколько мне на самом деле годов – не поверют. Я, гражданин начальник и сам-то не знаю, в каком годе родился. Забыл. Давно это было, да и грамоты тогда не было.
Лейтенант Крынкин поскреб в затылке и решил этот вопрос пока оставить. Если то, что рассказывали про Кикимору, было правдой хотя бы наполовину, его уже стоило бы занести в книгу рекордов Гиннеса как самого старого действующего преступника на планете. Говаривали, что еще самого Иосифа Джугашвили, недавнего семинариста, он обучал методам экспроприации. Лейтенант Крынкин не верил в чудеса. По его мнению, не одно поколение преступников могло сменять друг друга под кличкой Кикимора, и выдавать себя за вечноживущего вора для отвода глаз. Крынкин и не такое видел.
– Вы чего там в ИВС устроили? – спросил он. – Зачем однокамерников избили?
– Вот это поклеп. – Кикимора грустно заморгал воспаленными глазками. – Сами они там драку подняли, не поделили чего-то. Опять же, поколотили друга дружку до красных соплей. Я тута не причем. Я, значится, человек старый буду и в таких разборках не участвоваю. Неужели жалился кто-то?
Нет, конечно. Никто не жалился. Хотел бы Крынкин увидеть человека, который "настучал" бы на вора Кикимору. Парикмахер, конечно, сотрудничал с УВД, был "наседкой", но не был самоубийцей до такой степени, чтобы давать показания на Шагарова. Шагарова боялись. Шагаров не был вором в законе, он был скорее индивидуалом, художником-одиночкой, но пользовался столь жуткой репутацией в уголовной среде, что любой авторитет обходил его стороной.
Кикимора – этим словом все сказано.
– Гражданин Шагаров, – сказал лейтенант. – давайте о деле. Вы – человек опытный. Сами понимаете, чем быстрее дадите показания, чем быстрее дойдет до суда, тем быстрее кончится вся эта волынка. На этот раз – дело ясное. Влетели вы крепко. Взяли вас с поличным…
– Раньше сядешь – раньше выйдешь? – пробормотал Кикимора. – Нет, начальник, чтой-то я не понимаю, о каком таком деле вы разговор ведете? Я того, чистый перед законом как стекло.
– Как о каком? – Лейтенант повысил голос. Начиналась обычная работа, и все уже было отработано – когда басом рявкать, когда по-доброму уговаривать. – Вы, гражданин Шагаров, мать твою, были задержаны со ста расфасованными граммами наркотического вещества типа кокаин в прошлую среду, в молодежном клубе "Ладья", где занимались, мать твою, наглой продажей этого наркотика среди населения. И протокол есть, и показания свидетелей, и даже видеосъемка. Чего тебе еще нужно, Шагаров? Ты влип, Шагаров, капитально, и не просто так! Мы тебя пасли уже два месяца, гада такого, чтобы ты товар свой не успел скинуть, когда брать тебя будем. И мне даже показания твои гнидские не нужны – и без них у тебя статья по наркотикам на лбу написана! Да только не верю я, что один ты работаешь! Такие дела в одиночку не делаются! Садись сейчас, и пиши, мать твою, кто тебе кокаин поставляет, и кто у тебя распространением занимается! Оформим тебе явку с повинной – глядишь, пару лет со срока скинем. Ты же знаешь, что тебе, как рецидивисту, сейчас до хрена лет светит! Неужто в тюряге за свою жизнь поганую не насиделся?
– Опа! – сказал рецидивист Шагаров, сделал круглые глаза и губы трубочкой. – Бля буду, на шару меня берут. Вы ко мне на "ты" не обращайтесь, гражданин милиционер. Мы с вами равноправные личностя, свободные граждане страны Рассеи. Я, честно говоря, не знаю, что это за закон такой – невинного человека ни за что цапать. Я, понимаете ли, отдыхал культурно на дискотеке, с молодежью обчался, здоровый образ жизни вел. Еробикой занимался. Я ж говорил вам. И вдруг, понимаете ли, хватают меня за белы рученьки, кидают в какую-то неправильную машину, везут, значится, в каталажку, протокола составляют. И вы мне, понимаете ли, тута такое заявляете. Это произвол! Я вот человек старый, схвачу у вас счас инфаркта, будете тогда знать, как невинных людей забижать!
– Так-так… – опер Крынкин привстал, оперся на свои пудовые кулаки, зловеще посмотрел на Кикимору, чуть только не пустившего слезу. – На отказ идем, Шагаров? Вы мне эту чушь кончайте нести. Я и не таких артистов, как вы, ломал! Ты обнаглел в конец, Шагаров! Ты сто грамм кокаина в дискотеку притаранил! Ты сдурел в конец?! Ты что его там, бесплатно раздавал в честь своего дня рожденья?