Дема повернулся и пошел. Не верил он Кикиморе. Никому он сейчас не верил. Не тот был человек Кикимора, чтоб в друзья ему годиться. У него был только один друг сейчас, и друг этот был в беде. Лека, милая девочка Лека.
– Свидимся еще, братишка! – донеслось ему вслед.
Демид не обернулся.
ГЛАВА 21
Демид не успел дойти до дома. Вернее, до того медвежьего логова, которое он теперь называл своим домом. Его посетило видение.
Шарахнуло его, словно током – так, что в глазах потемнело. Еле успел к стене прислониться, чтобы не упасть. И появилось в темноте, перед его глазами, знакомое лицо. Только вот бледнее, чем обычно – ни кровинки. И глаза странные, желто-зеленые, с вертикальными зрачками. Глаза рыси.
Но все равно это была она.
– Демид, – шевельнулись губы Леки. – Где ты, Демид? Жив ли ты?
– Жив, – сказал Демид.
Но Лека явно не услышала его. Связь была односторонней.
– Дема, милый, я не знаю, где ты, жив ли ты… Здесь все так плохо… Совсем плохо. Наверное, ты умер, если не приходишь ко мне. И карх… Ты ведь собирался убить его. А теперь он пришел сюда. Он жив, он убил Лесных, он осквернил Круг. И я не знаю, как остановить его. Я ничего не вижу, Дема. Я ослепла. Я в черном колодце, Дема. Я не знаю…
– Лека! – заорал Демид, без особой надежды на то, что будет услышан. – Я найду тебя, Лека!..
– Знающий, – изображение лица девушки таяло, превращалось в призрачную дымку. – Найти Знающего…
И пропало.
Демид стоял у стены дома и ощупывал руками грудь. Какой-нибудь прохожий, появись он в этот момент на улице, решил бы, что у него плохо с сердцем. И был бы отчасти прав. Но Дема забыл о своем сердце. Он искал нечто во внутреннем кармане своей куртки.
Фотография – вот что там было. Черно-белая фотография китайца, которую Дема извлек из дипломата майора Антонова. А теперь к этой фотографии добавилась открытка, которую Демид нашел в ящике стола Фоминых. Адресована она была именно Деме, но не дошла до своего адресата. Она была подписана теми же китайскими иероглифами, что и фотоснимок.
Открытка была написана по-английски, и, значит, он мог прочитать ее. Наверное, когда-то Дема знал китайский, но сейчас самое большее, что он мог пробормотать по-китайски, это "ни хао
[27]". Иероглифов он не помнил вообще.Дема повертел открытку в руках. Адресат из Лондона. Любопытно… Кто бы это мог быть?
"Дорогой Дема, – значилось в открытке. – Прими знак from One Way
[28]. Помнишь Глаз Шайтана? Наверное, нет. Плохое умирает в нашей памяти, но не в мире. Плохое вернулось и разбудило тебя. Дао – вот единственное, что дает нам надежду. Дао открыл мне: ты в беде. Прошлое зовет тебя снова, и зов этот страшен. Найди Последнего, и он расскажет тебе. Он живет там, где ели думают, как люди".– One Way, – слова эти слетели с губ Демида, как дуновение горного ветерка. – "Один Путь"? Путь – это Дао. Что это за Путь, с которого мне дают знак? Кто дает этот знак?
"Кто это – "Последний"? Кто это – "Знающий"?
– Хорошо, – сказал Демид. – В любом случае, пора смываться из города. Я стал слишком желанной добычей для многих.
Демид ехал в машине – уже в третьей попутке на своем пути. Это было небезопасно – конечно, его уже искали на выездах из Нижнего. Поэтому он не сел в автобус. Не так уж трудно найти человека по ориентировке, когда рейсовый автобус останавливается на автостанции и разморенные пассажиры вываливаются толпой – сходить в сортир и сжевать пару черствых пирожков. Дема загримировался. На этот раз он не поленился: надел темный парик и вставил темные, почти черные контактные линзы. Обзавелся усами и горбинкой на носу. Демид не был похож на себя.
Его искали, он чувствовал это. Искала милиция, искали и прислужники карха. Он ловил на себе прощупывающие взгляды. Но его не узнавали. Время его еще не пришло.
Через двенадцать часов после того, как Демид покинул город, он выскочил из кабины последнего грузовика, пожал руку шоферу и пошел в деревню. Деревню, где жила Лека.
В окошко тихонько постучали. Любка, которая уже полчаса ворочалась, пытаясь заснуть на своей скрипучей деревенской кровати с панцирной сеткой, толстым тюфяком и тремя подушками, вскочила и побежала к окну.
Она ждала этого стука. Она знала, что рано или поздно он должен появиться.
Луна была кровавой. Была ярко-красной уже третью ночь, и деревенские бабы говорили, что это не к добру. В отраженном свете луны все в саду казалось зловещим. Красноватого оттенка было и лицо человека, стоящего под окном.
Он не был знаком Любке. Он был похож на кавказца.
– Вы кто? – спросила она, едва отворив створку. Сердце ее билось испуганно. – Чего по ночам бродите? Счас папку позову. С ружьем.
– Это я. – Человек стащил с головы черный парик, отодрал с верхней губы усы. – Где Лека?