Лестница Пенроуза (СИ)

– На нашу милую сельскую знать… – добавила маман, и вокруг ее глаз распустились смешливые морщинки. – Кстати, мальчики, обед через пятьдесят минут, вы как раз успеваете переодеться… хотя едва-едва успеваете, так что поторопитесь!

– Прекрасно, – с наслаждением потянулся Имс. – Все же хорошо порой оказаться дома…

У Артура дрожали руки, когда он завязывал галстук; чуть подрагивали и тогда, когда он спустился в столовую и взял бокал с шерри.

Имс крутился рядом и пытался завязать разговор, но у Артура рот словно бы наполнился песком, он мог только односложно отвечать.

– Обед, сэр! – возник из-за угла Бейл.

***

Обедали в столовой с длинными витражными окнами, где стекла были сложены в гербы. Вечерний свет дробился в цветных квадратах и наполнял комнату красными, зелеными и фиолетовыми бликами. Из дверей столовой просматривались парадные двери дома и старинный начищенный паркет холла. Маленькие столики по углам гостиной радовали глаз букетами последних осенних парковых роз, которые Артур уже видел перед домом, – почти прозрачных чайных и ярко-оранжевых, точно пламя.

– Так значит, завтра гуляем с аристократами, – тихо констатировал Артур, садясь по левую руку Имса.

– Значит, – согласился Имс.

Между ними снова повисло напряжение, как тогда, на яхте, в первые дни, только сейчас оно было тяжелым, как большая грозовая туча.

Артур кусал губы и чувствовал себя не в своей тарелке.

Мама Имса хвасталась столовым серебром, и Бейл цвел – блеск серебра был результатом его тщательной чистки с особым секретом. Но Артур сильно не вслушивался – он все бесстрастно улыбался и что-то глотал маленькими кусочками, не чувствуя вкуса.

Имс тоже снова начал нервничать, хотя и почти незаметно, внешне полностью поглощенный беседой с маман.

Артур ждал взрыва и обвинений в снобизме, но ничего не мог с собой поделать.

После ужина он ушел в свою спальню, великосветски сославшись на головную боль. И запер дверь.

Имс, казалось бы, совершенно не обратил внимания на его уход, но в середине ночи, когда Артур лежал в узкой комнате и смотрел, как яркая белая луна смотрит в окно, слушал, как шуршит по стене плющ и шепчется в темноте ветер, дверь толкнули, а потом Имс тихо сказал:

– Арти. Не дури. Ну что с тобой? Открой, я же знаю, не спишь ни черта. Я же чувствую…

Но Артур лежал и молчал, почти не шевелясь, как в детстве, когда играл в прятки и забирался под кровать.

Имс еще пару раз побарабанил пальцами по косяку, вздохнул, чертыхнулся, постоял и в конце концов ушел.

Не стал ломать дверь в родительском доме, подумал вдруг Артур. Откуда-то он помнил, что Имс может, уже ломал вот в такой ситуации, и, кажется, не раз. Только тоже явно не в этой жизни.

Луна сдвинулась влево, за окно, и Артур облегченно вздохнул – теперь реально стало заснуть, ничто не слепило глаза. Но сердце все равно колотилось бешено.

***

Сердце колотилось бешено и тогда, когда он открыл глаза там, в другом мире, где все было почему-то блеклым, цвета сепии, и походило на открытку с изображением Нью-Йорка 30-х годов. Когда-то однокурсница Артура очень увлекалась такими открытками, и узнавание получилось моментальным.

Сердце стучало, как паровой молот, пока он бежал вниз по какой-то горбатой улочке, мимо овощных лавок, парикмахерских с прозрачными окнами и дамами с розовыми папильотками внутри, мимо булочных, где небритые итальянцы продавали длинные батоны…

Он бежал, потому что что-то стряслось. Что-то страшное, необъятное, хотя он пока еще не понимал – что. Какая-то катастрофа.

В диком возбуждении он не разбирал дороги и налетел прямо на человека в длинном пальто и с коричневым пакетом в руках, откуда торчали пресловутые батоны, латук и бутылка вина.

– Артур, – сказал Имс, притормаживая его одной рукой, и Артур задохнулся.

Он все вспомнил.

– Имс! Где ты был?! Тебя не было четыре дня, а мне надо… надо сообщить тебе… я уезжаю…

– Куда?

– В Германию! Там мои родители… и ты же знаешь уже, что Гитлер… Чехословакия… – он никак не мог найти слов, его трясло.

Имс побледнел, оглянулся и втащил Артура за рукав в какой-то совсем уж узкий переулок, просто зазор между глухими стенами кирпичных зданий.

– Darling, тебе нельзя туда ехать. Ты еврей, Артур, ты не вернешься!

– Я не могу бросить родителей! О чем ты…

– Тебе нельзя ехать, – с нажимом повторил Имс.

– Но ты поедешь со мной… Мы вместе вывезем их… Придумаем, как!

– Арти, – тихо сказал Имс, наклонившись к самому его лицу и почти касаясь лбом лба. – Я не могу ехать.

Артур не мог поверить в то, что слышит. Он видел, как шевелятся губы Имса, но не разбирал слов.

– Ты… Ты бросаешь меня?

– Милый, я не могу ехать, понимаешь? Не могу. Чехословакией дело не кончится. Я нужен своей стране здесь.

Артур распахнул глаза.

– Тебя завербовали? – прошептал он.

Имс кивнул, завозился в карманах, вынул сигарету, прикурил, затянулся. Тут Артур заметил, что лицо его осунулось, заострилось, да и глаза – какие-то совсем другие стали глаза, не улыбались совсем.

– МИ-6? – одними губами спросил Артур.

Имс снова кивнул, потом зашептал: