Аккуратно подстриженные газоны центра сменялись чахлыми и пыльными травяными пятнами правобережного района. Но до правобережья трамвай не добрался. У рынка он повернул налево, в пятнадцатую линию, и уверенно двинулся в рабочую окраину. Теперь за окнами мелькали всё больше серые дома, которые становились ниже и ниже, начинаясь с восьми этажей и заканчивая двумя в рабочем посёлке, в который вскоре трамвай въехал. На задней площадке продолжали целоваться кожаные куртки. На передней назревал бунт – там уже вовсю молотили кулаками в решётку, отделяющую кабину вагоновожатого от салона.
«Глупцы, – подумал Иона. – Они даже предположить не берутся, что вагоновожатый, может быть, мёртв… Ну да, а что: ехал, ехал, а тут – хлоп! – сердце».
– Да что же, в конце концов, происходит? – пробормотал рядом с Ионой Маньяк. Кажется, у него тоже заканчивалось терпение. – Почему он не делает остановок?
– Потому что они не нужны, – произнёс кто–то сзади.
Иона обернулся. За его спиной примостился, повис на поручне Клещ. То, что он Клещ, Иона понял сразу, едва обернулся и бросил взгляд на это лицо с массивными широкими челюстями, неправильным прикусом и маленькими хищными глазками. От вида этого лица по спине Ионы даже пробежал лёгкий озноб.
«Ну и публика собралась», – подумал он.
– Потому что они не нужны, – повторил Клещ. – Процесс эволюции человека не терпит остановок.
– Причём здесь эволюция человека? – усомнился Маньяк.
– Бог, – улыбнулся Клещ. – Просто я хотел избежать слова «Бог» и вслед за учёными назвал его процессом эволюции. Но это Бог, имейте ввиду. И он не терпит остановок.
– Он мёртв, – сказал Иона.
– Кто? Бог? – внимательно взглянул на него Маньяк.
– Да нет, причём тут Бог, – пожал плечами Иона. – Вагоновожатый. Вагоновожатый умер от апоплексического удара, и теперь трамвай едет сам по себе, куда получится. Поэтому и остановок нет.
Его слова в наступившей как раз в это мгновение тишине (только стучали колёса, всхлипывала девочка, да сопели на задней площадке целующиеся кожаные куртки) услышал весь салон.
Тишина стала ещё глуше. Все лица повернулись к Ионе. Три десятка глаз уставились на него. И только кожаные куртки никак не реагировали.
– И что же теперь делать? – спросила женщина, забыв гладить по голове девочку.
«Прачка», – определил Иона. Почему именно такое прозвище получила эта женщина, он не мог бы себе объяснить. В ней, кажется, не было почти ничего от прачки.
– Ничего не делать, – ответил он. – Или что–нибудь. Какая разница.
– Вы фаталист? – улыбнулся Профессор.
– Нет, я клошар, – отозвался Иона.
– А-а, ну я и говорю – фаталист, – кивнул Профессор.
– Но версия имеет право на существование, – поддержал Иону Маньяк.
– Безусловно, – вставил кто–то. – Она объясняет всё.
Снова наступила тишина. Никто больше не пытался стучать вагоновожатому, вся передняя площадка почтительно отошла от решётки и углубилась в середину вагона, рассевшись по свободным местам.
А трамвай въехал в рабочий посёлок.
Воздух становился всё более тяжёл, напитан запахами осени, металла, окалины и горящего угля – зловоньем встающих впереди заводов. Пасмурнело, поднимался ветер, подготавливая сцену для выхода главного действующего лица – дождя.
Потянулись за окном трёх – и двухэтажные бараки с облупившейся со стен штукатуркой. Старики в строгих чёрных костюмах, чинно и неподвижно сидящие на скамейках перед бараками, не обращали на трамвай никакого внимания, словно и не видели его. Быть может, они были слепы. Или – мертвы. Промелькнул чумазый мальчишка, увязший в старой жёлтой луже на очередной пропущенной остановке. Полуразрушенный навес над перроном был заляпан зелёной краской и загажен птицами. Скрипел на поднявшемся ветру ржавый лист жести с остатками надписи жёлтой краской: «П ЕИ П ЯЯ. №11».
– Номер одиннадцать, – озвучил Маньяк.
– Одиннадцатый идёт до кольца, я знаю, – сказал кто–то из середины вагона.
– А где кольцо? – вопросил Клещ.
– У сталелитейного… – неуверенно отозвался Кот (как назвал его про себя Иона за жидкие торчащие в стороны кошачьи усики и хитрый взгляд). – Кажется, – добавил он, подумав. – А может быть, у металлоконструкций. Не помню точно.
– Тогда не баламутьте народ, – раздражённо сказала какая–то из присутствующих женщин. – Кольца давно нет, его убрали ещё два года назад. Я знаю, я ездила одиннадцатым на работу.
– А где вы работали? – поинтересовался Профессор.
– А зачем вам? – с подозрением покосилась на него Юдифь (почему именно Юдифь, Иона не мог бы объяснить, тем более, что Олоферна в вагоне точно не было).
– Хочу знать, куда мы в конечном итоге приедем, – миролюбиво пояснил Профессор.
– К цемзаводу приедем, – буркнула Юдифь и отвернулась.
– Вот оно как, – дёрнул подбородком Профессор. – К цемзаводу… Хм…
Что это новое знание ему дало, было непонятно, но вид Профессор принял глубокомысленый и даже очки, сняв, протёр клетчатым коричневым платочком.